Художник И. Чайков также увлекся созданием керамического барельефа. Им был переведен в фаянс сделанный в 1929 году рельеф «Волейбол». Кроме этого произведения Чайков создал на заводе небольшие круглые скульптуры в фаянсе «После купания» и «Эпроновец» фигура водолаза, держащего в руках модель корабля, Меньше других работал на Конаковском фаянсовом заводе скульптор Г. Кепинов. В заводском музее хранится лишь его скульптура «Сборщица винограда».
Работы художников И. Слонима, И. Чайкова, А. Зеленского, Г. Кепинова были сделаны на высоком профессиональном уровне, отличались реалистичностью и выразительностью образов. Однако общим недостатком их было еще слабое знание фаянса и его технологии.
Необходимо подчеркнуть, что энтузиазм молодой художественной лаборатории Конаковского фаянсового завода не смог бы воплотиться в конкретные дела, если бы не прекрасные кадры рабочих завода — великолепных модельщиков, опытных формовщиков, горновщиков, живописцев. Они с большим воодушевлением встречали все начинания художников по созданию нового ассортимента, панно для архитектурных сооружений и выставочных работ, помогали им преодолевать колоссальные трудности технологического порядка. Только благодаря труду всего коллектива завода работа давала большие плоды. Очень важным событием, свидетельствующим о возросшем внимании к художественному качеству советского фарфора и фаянса, было создание в 1936 году при Наркомлегпроме СССР Художественного
совета, в состав которого вошли известные искусствоведы, художники, скульпторы: А. Салтыков, Д. Аркин, Е. Муромцева, В. Мухина, 3. Иванова, Н. Зеленская, И. Ефимов, И. Фрих-Хар, А. Филиппов и другие. С пристальным вниманием и чувством ответственности совет регулярно просматривал и обсуждал произведения художников заводских лабораторий, отбирал для выпуска интересные, высокохудожественные образцы, проводил большую работу, направленную на укрепление позиций реализма, высокого мастерства и самобытности в советском промышленном искусстве. Художница Конаковского завода Н. Литвиненко, вспоминая конец 1930-х — начало 1940-х годов, рассказывает: «Художественный совет для нас, начинающих, был школой. Я всегда с большой радостью прислушивалась ко всем замечаниям не только о своих вещах, но и обо всех изделиях из фаянса и фарфора».
Идейное, глубоко заинтересованное, профессиональное руководство совета деятельностью художественных лабораторий фарфоровых и фаянсовых заводов страны скоро стало давать значительные результаты: на заводах не только улучшился ассортимент продукции, возрос художественный уровень выпускаемых изделий, но и наметилось определенное художественное направление в керамической промышленности в целом, а также появились индивидуальные особенности, «лица» заводов.
В эти годы керамическое искусство в Советском Союзе из отсталого, малозаметного вышло в первые ряды. На всех наших художественных выставках того времени («Художники РСФСР за 15 лет». « 15 лет РККА », выставка работ Зеленского А.Е., Кепинова Г.И., Лебедевой С.Д., Мухиной В.И., Слонима И.Л., Фаворского В.А.,Фрих-Хара И.Г.,Чайкова И.М. («бригада восьми»), «Индустрия социализма» и другие), а также на Всемирной Парижской выставке 1937 года «Искусство и техника в современной жизни» были представлены произведения советского керамического искусства, которые получили высокую оценку.
Конаковский фаянсовый завод имени М. И. Калинина на Парижской выставке был удостоен высшей награды — «Гран При», а художники И. Ефимов за майоликовые скульптуры «Рыбак с рыбой», «Бык», «Краб», И. Фрих-Хар за скульптуру «Пушкин на диване» (фаянс), П. Кожин за серию анималистических скульптур («Соболек», «Куница» и «Волк») получили золотые медали. (Следует отметить, что перечисленные работы выполнялись на Конаковском заводе.) Это был большой успех Конаковского завода и всей советской керамики.
В 1940 году А. Ромм в журнале «Искусство» писал: «Последние три года принесли немало интересного в керамической скульптуре. Не проходит ни одной большой выставки, где не появлялись бы новинки в фарфоре и фаянсе, пользующиеся особым вниманием и популярностью... Керамические заводы освоили производство больших статуй и целых скульптурных групп из майолики и фаянса». Рецензируя выставку «Бригада восьми скульпторов» 1935 года, М. Нейман отметил большое количество произведений из фаянса. «Их присутствие на выставке,— сказал он,— радует прежде всего как обещание целой группы скульпторов по-серьезному включить «малые формы» в круг своего творчества. Нет необходимости распространяться о роли «малых форм» искусства в формировании общественного сознания. Проникая в быт, они становятся активнейшими носителями нашей эстетики и нашей культуры. Тем печальнее было отмечать до последнего времени убогость и рыночный характер «малых форм» скульптуры, оторванность керамического производства от деятельности лучших мастеров пластики».
Таким образом, во второй половине 1930-х годов появились новые симптомы в развитии нашей керамики, стала укрепляться роль промышленного искусства, расценивавшегося как могучий рычаг эстетического воспитания народа.
Среди широких кругов общественности и художников возрос интерес к керамике. На заводы стали приезжать молодые, получившие специальное образование художники, решившие навсегда связать свою жизнь и творчество с производством. На керамических предприятиях появились свои постоянные кадры художников, окончательно сформировались художественные лаборатории. Это было новое и очень важное явление, в корне изменившее существовавшее ранее положение в промышленности и направившее по новому руслу развитие промышленного искусства керамики.
На Конаковском фаянсовом заводе вторая половина 1930-х годов была также временем формирования постоянных кадров художников. Дело в том, что члены первой художественной лаборатории постепенно разъехались из Конакова и возвратились к своей основной работе. На завод же пришли молодые художники, посвятившие свою жизнь и отдавшие свой творческий труд созданию того конаковского фаянса, который составляет сейчас гордость нашего керамического искусства. Однако даже непродолжительная деятельность замечательных художников первой лаборатории на заводе принесла свои плоды. В результате их работы выявилась вся пошлость кузнецовской продукции. Художники сумели противопоставить старым, отжившим, совершенно чуждым советскому потребителю изделиям свои свежие, близкие к жизни, полные радостного мироощущения произведения. Натурализм, манерность и подражательность дореволюционного кузнецовского фаянса были вытеснены здоровым реализмом, простотой, правдивостью. Художники раскрыли прелесть фаянса, материала толстостенного, грубоватого, но такого теплого, податливого, живого. Первая художественная лаборатория высоко подняла творческий труд: только в результате серьезной, пытливой работы, поисков рождались образцы для массового производства, создавались уникальные произведения. Деятельность художников лаборатории изменила само отношение к промышленному искусству, раскрыла горизонты советской керамики, наметила пути ее развития.
Новым художникам, приехавшим в Конаково во второй половине 1930-х годов, не пришлось доказывать необходимости своего пребывания на заводе. Их ждала огромная работа по созданию современного русского высокохудожественного фаянса. Они подхватили творческий импульс первой художественной лаборатории и стали своим ежедневным
и многолетним трудом выращивать прекрасное могучее дерево — конаковский фаянс. Этими художниками были В. Филянская, Н. Литвиненко, А. Хихеева, И. Васильев, которые со временем составили основное ядро творческого коллектива художников завода. Тогда же это были молодые неопытные люди, делавшие первые шаги в искусстве, искавшие свою тему в фаянсе, свою художественную манеру. Филянская в то время начинает работать с поливами, дает ряд рисунков для посуды, приступает к изучению форм посуды. Получив художественное образование в керамическом техникуме в Межигорье около Киева, с детства увлекаясь народным украинским и русским искусством, художница принесла на завод свою любовь к орнаменту, тонкое чувство цвета и формы. Но ее декоративный талант, расцветший во второй половине 1950-х и в 1960-х годах, едва лишь угадывается в таких произведениях довоенных лет, как тарелка с птицей из собрания музея в Кускове.
Очень удачным был один из ее первых чайных сервизов- с кобальтовым цветком (1938). Уже в те годы художница много внимания уделяла созданию посуды, украшенной рельефом. Однако не вся она равноценна. Хорош, например, чайный сервиз «Виноград» (майолика, зеленая полива), за который на выставке «Индустрия социализма» (1939) Вера Григорьевна была удостоена премии, и не верится, что блюдо «Джамбул» (1939) тоже сделано ею, настолько измельчен и невыразителен орнамент, дробящий, а не организующий произведение. Тема рельефа в майоликовых и фаянсовых изделиях надолго останется одной из ведущих в творчестве В. Филянской, она будет успешно развивать ее в конце 1940-х — в 1950-х годах. Большие трудности стояли перед художниками А. Хихеевой и И. Васильевым, окончившими Палехское художественное училище имени А. М. Горького и лишь на последнем курсе изучавшими керамику. Они были очарованы миниатюрной лаковой живописью, и должны были пройти годы, чтобы эти художники почувствовали, восприняли специфику и прелесть фаянса с его мягкими округлыми формами, широкой мазковой росписью. Одной из ранних удачных работ А. Хихеевой, выполненной в довоенные годы, был орнамент, скомпонованный из васильков и предназначенный для столовых тарелок. Изделия с этим декором были запущены в массовое производство. Молодым художникам, приехавшим в Конаково, не удалось бы так быстро включиться в работу, если бы завод не был тесно связан с участниками первой художественной лаборатории. К Всемирной выставке в Париже 1937 года здесь выполняли свои произведения И. Ефимов и И. Фрих-Хар, которые и в последующие годы часто бывали на заводе и подолгу работали над своими выставочными произведениями. Особенно много и плодотворно работал над фаянсом И. Фрих-Хар. В периодс 1937 до 1945 года им было создано множество скульптур, рельефов, сложных композиций, посуды: в 1937 году — «Укротительница с тиграми», столовый сервиз «Граненый»; в 1938—1939 годах — фонтан с лебедями и фонтан «Мальчик с голубями», ваза «Золотой сноп»; в 1944 году — барельеф «С красным знаменем», «На защиту Родины» и другие произведения. Продолжает свою работу на фаянсовом заводе и М. Холодная, в творчестве которой по-прежнему большое место занимает тема детей, молодежи. Общение с этими талантливыми мастерами оказало большое влияние на становление творческой индивидуальности В. Филянской, Н. Литвиненко, А. Хихеевой.
В 1936 году в Конаково был приглашен опытный художник-керамист Т. Подрябинников, работавший ранее на фарфоровых заводах. С 1927 года он интересовался росписью изделий растворами солей, много экспериментировал в этой технике. На Конаковском фаянсовом заводе им расписаны растворами солей ваза «Глициния» (1937) и выставочные вазы «Московское море» (1939), «Химкинский порт» (1946), «Партизаны» (1948). В этих работах Т. Подрябинников продемонстрировал не только свои достижения в сложнейшей керамической технике, дающей необыкновенно мягкий и глубокий колорит, но и свой недюжинный талант живописца. Имея наклонности к исследовательской работе, Т. Подрябинников изучал на Конаковском заводе технику декорирования фаянса печатными рисунками и выполнил этим методом убранство столового сервиза «Волга-канал». В своей работе, открывавшей большие возможности в декорировании фаянсовых изделий, Подрябинников в то время не имел на заводе последователей. Однако его солидный опыт обогатил молодых художников.
В 1935—1937 годах на заводе имени М.И. Калинина плодотворно трудится керамист П. Кожин, который бывал здесь ранее, в 1927— 1928 году как студент-практикант Вхутеина. В 1930-х годах он создает целый ряд анималистических скульптур («Соболек», «Куница», «Волк», «Лиса», «Выдра с рыбкой» и другие), а также вазу «Горные бараны», кувшин «Восточный дворик», скульптурную композицию «Сказка о рыбаке и рыбке». Некоторые скульптуры были выполнены Кожиным для массового производства и выпускались на заводе большими тиражами: «Тетерев», «Тигр», «Ласка», «Лисица» и другие. Ищущий, беспокойный художник, на всю жизнь оставшийся верным любимой керамике, в те годы Кожин еще только утверждал себя на самостоятельном творческом пути. Однако уже и тогда он любил кипучую жизнь завода, работу над образцами для производства. «На сцене у хорошего артиста всегда есть это чувство локтя со зрителем, а у хорошего оратора — с толпой. Для этого чувства локтя мне нужен был и будет завод... Мне без завода, как живописцу без красок»,— записал в своем дневнике П. Кожин. Язык его образов точен и лаконичен, эмоциональность произведения для него столь же важна, как выверенность технологического процесса, экономичность в производстве.
В Конакове Кожин показал себя художником, тонко чувствующим специфику фаянса. Выразительность его анималистических скульптур, лишенных натуралистических подробностей, достигается остротой композиционных решений, крупной обобщенной формой, мягким, подчеркивающим форму цветом. Серия его фаянсовых анималистических скульптур («Соболёк», «Куница», «Волк» и другие) на Всемирной выставке в Париже удостоилась золотой медали.
Несомненно, что работа на Конаковском заводе была полезна и плодотворна и для художника и для завода. С одной стороны, молодого скульптора-керамиста воспитывал завод, приучая достигать образности своих произведений путем экономии выразительных средств. С другой стороны, вливая свой труд, свой неугомонный темперамент в деятельность завода, он заражал окружающих своей любовью к фаянсу, к производству, к разрешению сложных технологических и эстетических проблем.
К началу 1940-х годов творческая работа конаковских художников начала давать свои плоды. Конаковский фаянс вышел на международную арену, с успехом экспонировался на выставках, стал охотно раскупаться в наших городах и селах. В 1940 году завод выпустил 40,9 миллиона штук изделий. Среди новых образцов встречались интересные и яркие произведения, но все же кузнецовская продукция не была окончательно изжита из ассортимента завода, и порою новые произведения терялись в общем потоке невыразительной массовой продукции. Перед художественной лабораторией, в которую входили талантливые художники, стояли колоссальные задачи.
Грянувшая в 1941 году война приостановила творческую жизнь Конаковского завода, прервала развитие художественного фаянса. Многие рабочие и художники ушли на фронт, часть рабочих и ценного оборудования была эвакуирована в Уфу. В Конакове оставалось все меньше и меньше народа. В тяжелую зиму 1941-1942 года, когда немецкие захватчики стояли в 20 километрах от Конакова, завод был подготовлен к уничтожению, от которого его спас разгром фашистов под Москвой. И все же, несмотря на все трудности, завод продолжал работать. Залечивать раны, причиненные войной, конаковцы начали уже в 1942 году, когда завод возобновил свою деятельность. Под руководством партийной организации возрождается производство, объявляется трудовая мобилизация на восстановление железнодорожной ветки, контролируется работа мельницы, конного парка, столовых. Лозунг «Все для фронта, все для победы!», звучавший в то время по всей стране, нашел свой отклик и у керамистов Конакова. Завод быстро перестраивает всю свою деятельность, начинает выпускать санитарный фаянс, кружки, посуду для госпиталей, мундштуки. Условия работы были крайне тяжелыми: не было ни сырья, ни красителей, ни топлива. Глину черпали со дна реки Данховки, куда раньше сливали воду, насыщенную остатками глины.
Однако с момента пуска завода в годы войны производственная программа выполняется из месяца в месяц. Вводится строжайший режим экономии, развертывается соревнование. С весны и до конца 1942 года заводом было изготовлено 5,9 миллиона штук изделий, в 1943 — 8,5 миллиона, а в 1944 году—11,1 миллиона изделий.
В заводском музее хранится мисочка, сделанная из плохой желтоватой массы, не имеющая никаких украшений, но она дорога конаковцам как память об их труде в тяжелые годы войны.