Добыча дешевого местного топлива сулила большие преимущества для развивающейся промышленности. И хотя в целом косное и консервативное хозяйство царской России никак не хотело считаться с этой истиной, некоторые, наиболее дальновидные предприниматели уже начинали разработку торфяных залежей. Семейство фабрикантов Морозовых, которое, кстати, имело текстильные предприятия и в Твери, организовало, торфяные разработки в районе Орехова-Зуева и перевело все местные фабрики на этот вид топлива. Дело постепен­но сдвинулось с мертвой точки, торфом заинтересовалось министер­ство путей сообщения, ведь поток поездов по Николаевской железной дороге постоянно увеличивался, возрастали, соответственно, и накладные расходы на перевозку каменного угля с юга страны. Так глухой полустанок Редкино, где и водокачки то не было, а поэтому составы чаще всего проносились мимо, привлек пристальное внимание дорожного начальства.

Дело в том, что близ Редкина были значительные залежи торфа. В районе так называемых первого - центрального, второго и треть - его участков располагалось Якунчиково болото, в районе нынешнего Северного поселка - Полякове болото, а восточнее завода, почти до самой Волги тянулись громадные залежи государственного месторожде­ния Галицкий мох». Много других торфяных болот с названиями и безымянных простиралось окрест. Некоторые были совершенно непроходимыми; например, в урочищах Митроха и Чура (нынешняя территория филиала Всесоюзного научно-исследовательского института топливной промышленности) лишь старожилы по одним им ведомым тропинкам пробирались за лыком для лаптей.

24 июня 1900 года появился наказ министра путей сообщения князя М.И. Хилкова о строительстве на базе государственной торфяной залежи Галицкий мох Редкинского торфококсовального завода   и производстве на нем торфяного полукокса для нужд Николаевской же­лезной дороги.  Завод решили сооружать, используя последние достижения техники того времени. А последним достижением был способ коксования торфа в печах непрерывного действия, разработанный не­мецким инженером Циглером в 1838 году. Правда, следует заметить, что торфококсование в России возникло на 30 лет раньше, когда рус­ский химик Якоби не без успеха пытался наладить близ Твери промыш­ленное производство дегтя из торфа, но такое уж было время, что опыт в основном искали за границей, а отечественные достижения и в грош не ставили. К Циглеру в Ольденбург для изучения его метода получения кокса был направлен инженер И.К.Карышев. Однако, не дожидаясь выво­дов специалиста, уже в августе 1900 года, министр путей сообщения

торжественно заложил первый камень в основание будущего завода. Событие это сопровождалось молебном и пышным завтраком в специально построенном по этому случаю павильоне, декорированном разноцветными материями и флагами. Организаторы не стесняли себя в средствах, ассигнования на строительство завода, более полумиллиона рублей, позволяли любые излишества. Правда крестьяне, которым за каждую из отобранных у них двенадцати десятин земли обещали заплатить по сто рублей, так и не дождались своих денег. Ходоки не раз ездили в Петербург.  Общество дважды обращалось в суд: первый раз наняли адвокатов на собранные вскладчину деньги, а второй - на средства, вырученные от продажи мирского быка - все напрасно.

 Строительство завода длилось два года, за это время трижды менялись подрядчики! Двое первых, проворовавшись, покончили жизнь самоубийством. Видно патока, которую в ту пору добавляли для кре­пости в строительный раствор, и которая привлекала со всей округи деревенских ребятишек, была на строительстве не самой сладкой вещью.

Наконец, в августе 1902 года в праздник Успенья было закончено строительство последней из восьми печей Циглера. На открытие завода, который, как предполагалось, станет давать железной дороге 2 миллиона пудов бурого кокса, вновь приехал министр пу­тей сообщения. Перед центральным входом в коксовальный цех соору­дили арку из пустых бочек, украшенных цветами. Завод был благословлен на долгую работу. Праздничное гулянье длилось несколь­ко дней. А потом потянулись беспросветные серые будни. Ветеран за­вода Андрей Григорьевич Архипов вспоминает:

«Мой отец работал на первом торфококсовальном заводе, построенном в 1902 году. Он рассказывал, что раньше рабочие закреплялись за сменой на все время работы: кто был поставлен в ночную смену, так все время и выходил на работу в ночь. Работали в три смены, это был тяжелый изнурительный труд. Доставленные к коксовому цеху в вагонетках или санях торфяные кир­пичи, загружались в бункер, оттуда скребковым элеватором они под­нимались к загрузочным люкам печей. Переработка торфа сводилась к нагреванию его без доступа воздуха при постепенном подъеме тем­пературы до 500-550 градусов. В результате тепловой обработки по­лучали торфяной полукокс с выходом около сорока процентов от веса торфа. Побочные продукты коксования - газ и деготь, - считались отходами и не использовались. Они-то и послужили причиной гранди­озного пожара, который через три года после пуска надолго вывел завод из строя.

Сливы так называемого смоляного приемника были запущенными, к тому же разливали деготь по территории завода нещадно. И вот 18 мая 1905 года загорелся коксоцех, огонь перекинулся на соседние постройки».

«Бочки со смолой, - вспоминает старожил И.И. Иванов, - лежали до самой Хорьковой будки, (это метров триста - четыреста от завода). Клубы дыма были настолько велики, что движение по железной дороге временно прекратилось. Для тушения пожара, длившегося

несколько дней, прибыли пожарные части из Клина, Твери и даже из Москвы.

Конечно же, катастрофа такого масштаба могла произойти толь­ко на фоне общей бесхозяйственности и забвения элементарных норм техники безопасности. Виновным признали мастера коксоцеха, но име­лись свидетели, и в частности упомянутый нами И.И Иванов, которые утверждали, что видел рабочего, бросившего в деготь горящую рогожу. Как было на самом деле? На этот вопрос ответить уже не уда­ется, но совершенно очевидно, что поджог был вполне возможен.

Шел 1905 год. Отголоски революционных событий докатились и до Редкинского захолустья. И не только докатились, но и нашли отклик в среде бесправного, замученного тяжелым трудом и беспро­светной нуждой рабочего люда. Однако в силу политической незре­лости и неорганизованности выступление рабочих здесь могло принять только форму стихийного протеста.

Сохранилось немало свидетельств каторжных условий труда на этом предприятии. Вот одно из них "Описание разработок торфа при Редкинском торфококсовальном заводе":

"Наиболее вредное условие производства - сообщается в доку­менте, — это спешность в работе: надо поспевать всем рабочим за ходом машин, чтобы пресс всегда получал достаточное количество торфяной массы и чтобы готовый торф быстро увозился от машины во время ее прохождения. С непокрытой головой, под лучами солнца, весь в поту и с мокрыми ногами от сырой почвы, рабочий то и дело пьет воду - отсюда начало многим недугам!»

Хозяева разработок не проявляли элементарной заботы о нуждах торфяников. Жили рабочие на суходолах - сухих участках земли среди болот, в грязных, плохо освещенных бараках, спали на много­ярусных деревянных нарах, мокрую и грязную одежду и обувь сушили в этом же помещении. На всю округу один фельдшер.

«С юности знакома мне такая картина, - вспоминает современник, - огромное пространство болота, изрезанное карьерами и осушительными канавами. На горизонте - лиловая дымка хвойных лесов, а ближе к карьерам - пахучие заросли березняка. По болоту разбросаны торфяные машины. Они стоят на краю карьера, дымят черным дымом и от работы локомобиля зябко дрожит земля. Около каждой машины в яме копошатся "ямщики" и лопатами забрасывают в элеватор блестящие на солнце куски массы. У мундштука, откуда вы­ходит влажная лента торфа, стоит подросток "секарь" и двумя большими ножами рассекает ленту на кирпичи. Доски с кирпичами быстро перебрасывают в вагонетку и "вагонщик" рысью катит вагонетку к месту сушки. Печет солнце, болото дышит жаркими испарениями, спи­ны у работающих взмокли, а у некоторых на рубахах белыми пятнами выступила соль. Тяжелый труд. В рабочий день "ямщик" перекидывает лопатой до 30 тонн массы, "вагонщик" за это время пробежит до 25 километров с грузом около тонны».

Рабочая сила на сезон разработки набиралась ежегодно в мес­тах, где особенно остро ощущалось аграрное перенаселение и где в меньшей степени были развиты промышленность и промыслы. Особен­но много торфяников вербовали в Рязанской губернии. Только по наз­ванию были они рабочими, по сути же своей, по мировоззрению оставались крестьянами серыми, забитыми, малограмотными.

Полунищие жалкие люди эти были совершенно бесправными. О том насколько бедствовали торфяники, сохранилось немало свидетельств. Например, сначала нищих в деревне Редкино крестьяне пускали на ночлег поочередно, но когда просящих подаяние стало уж слишком много, решили "миром" построить ночлежку для нищих. Своими подсле­поватыми окнами, как полными укора глазами, смотрела она на един­ственную унылую улицу деревни.

Позднее в этой избушке была открыта так называемая школа грамотности. О характере подобных "учебных заведений" в "Сборнике статистических сведений о Тверской губернии" говорится: "Народ бе­ден, средств мало. Школы этого типа далеко не процветают и очень далеки от того, что должна дать школа по образованию. В этих шко­лах главный контингент учителей состоит из крестьян, лиц духовного звания и других. Получают они менее 10 рублей в зиму".

Скупо доходили в эту глухомань сведения о революционных со­бытиях 1905 года. Но однажды на территории торфоразработок близ деревни Борцино были разбросаны большевистские прокламации "Крестьяне, к вам наше слово». Содержащиеся в них требования конфискации помещичьих земель, восьмичасового рабочего дня, политических сво­бод взбудоражили вою округу. Было это 9 октября, а через несколько дней, как бы в ответ на призывное слово партии трудящихся, вспыхнула забастовка железнодорожников станции Редкино и грузчиков торфоразработок. Она длилась две недели и носила политический характер. Правда требования бастующих не были удовлетворены, но это уже не могло остановить нарастающего протеста, не остановило его и поражение революции 1905 - 1907 годов, наступление черносотенной реакции.

С новой силой вспыхнули волнения в годы первой мировой войны. Восстановление завода после пожара было признано нерентабельным, и хотя добыча торфа продолжалась, коксовальное производство бездействовало. Все это усугубляло и без того бедственное положе­ние рабочих, число которых быстро пополнялось за счет обезземеленных местных крестьян. «Положение семей, имевших малые наделы земли и   главы которых

находились на войне, резко ухудшилось с переходом в 1915 году на отрубное землепользование, - пишет в своих воспоминаниях один из старейших работников завода Н.Д. Осипов. «Как правило, плохие участки получили малоземельные хозяйства, а некоторые совершенно перешли на посторонние заработки. Могли сносно жить те хозяйства, которые имели надел в 3-4 души (так делилась земля после реформы 1861 года), но таких хозяйств было немного. Совершенно ясно, как можно было жить крестьянству, имея надел земли пол души, такие наделы имели все шесть братьев Осиповых в четырех хозяйствах.

Отец мой имел участок в один гектар, в том числе 0,2 гектара пахотной земли. Особенно тяжело жили те семьи, главы кото­рых были призваны на войну, это Афанасьевы, Поляковы, Сынковы, Осиповы. Наше хозяйство было совершенно нарушено при взятии отца на войну. Взяли также лошадь. Семья из 4 х человек жила на за­работки матери и мне пришлось с II лет пойти на случайные, вре­менные заработки, как старшему в семье».

Нещадная эксплуатация дешевой рабочей силы приносила хозяевам (торфоразработки находились в частной собственности) бас­нословные барыши. Краевед Б.П.Митекин рассказывает о таком случае: однажды управляющий, вернувшись от владельца разработки Якунчикова, велел собрать рабочих. «Спасибо мужики, - обратился он к ним - хорошо поработали - 36 тысяч дохода получил хозяин. Вот вам 5 рублей, выпейте за его здоровье».

Добыча торфа на Якунчиковом болоте производилась по так называемому резному способу. Выкопанный торф тележками свозили на поле сушки, а затем нарезали на кирпичи тоже вручную с по­мощью "кадушки". В таких условиях трудились по 10-14 часов за грошовые заработки. Здесь, на Якунчиковом болоте, в середине мая 1915 года проходила забастовка ста рабочих, требовавших уве­личения заработной штаты. Администрация применила испытанный спо­соб борьбы с волнениями - уволила 52 человека? На их место легко было найти других, более сговорчивых. В годы войны на торфоразработках еще шире стал использоваться труд женщин и подростков, которым за ту же работу платили значительно меньше; чем взрослым мужчинам. С ними спокойнее, забитые и бесправные они не были готовы к активному выступлению против хозяев.

Вырвать обширный край этот из болотного плена смогла только Великая Октябрьская социалистическая революция.

 

Торф для плана ГОЭРЛО. Весть о победе пролетарской революции в России на Редкинские болота принесла демонстрация Турыгинских крестьян, которая прошла через Редкино волостной центр село Городя. Там состоялся митинг с участием представителей Тверского комитета РСДРП (б) и рабочих Тверских фабрик. Участники митинга горячо приветствовали установление Советской власти.

Однако не сразу и нелегко приходила новая жизнь на Редкинские болота. Большевиков на торфоразработках было всего трое: А.Г. Гаврилов из местных жителей, работал грузчиком с 1907 года, рабочий Л.А. Соболев и представитель Редкинского волисполкома (после революции была организована Редкинская волость) В.В. Голов. В партию они вступили в 1917 году и, хотя всей душой были преданы рабоче-крестьянской власти, опыта политической работы не имели. Командные высоты на торфоразработках занимали так называемые старые специалисты. Вот что рассказывает о них И.Я. Калинин, земляк и дальний родственник Всесоюзного старосты М.И Калинина, в 20-е годы, присланные на укрепление Редкинской партийной организации:

«А кто были эти старые, дореволюционные специалисты? Управляющий Потоцкий – бывший директор крупного завода в Петрограде, бывший граф по убеждениям – монархист. Его заместитель по торфу Невструев – бывший собственник крупных кожевенных заводов в Орловской губернии, главный инженер механического завода Крюков – бывший капитан царского флота, инженер - строитель Бобров – бывший офицер царской армии, заведующий хозяйством Савин – бывший крупный торговец, старший делопроизводитель Гаврилов – меньшевик с 1905 года, член губкома меньшевиков в Твери. Было много и других бывших, все они вынуждены были где-то работать, но Советскую власть не любили». И все-таки, не смотря на саботаж, а то и прямые диверсии со стороны врагов нового строя, работа торфоразработок постепенно нормализовалась. Объяснялось это большим вниманием к добыче местного топлива со стороны Советской власти. В стране царила разруха, топливный голод, начинающийся ещё в годы первой мировой войны, принимая угрожающие размера. Белогвардейцы отрезали индустриальный центр России от донецкого угля и кавказкой нефти и пытались задушить молодую республику Советов не только вооруженным путем, но и экономической блокадой.

В этих условиях и возник особый интерес к торфу.

«Одно из средств спасения в настоящий момент, - подчеркивал В.И. Ленин, выступая на III Всероссийском съезде текстильщиков – это срочная добыча и разработка торфа, что дает возможность пустить полным ходом все электрические станции и освободиться от полной зависимости от отдаленных центральной России угольных районов»

Забота молодого Советского государства от расширения торфодобычи были продиктованы тревожным временем гражданской войны. Развитее торфяной промышленности связывалось с планом ГОЭЛРО, который предусматривал сооружение за 10-15 лет 30 электростанций, в том числе нескольких на торфе.

Россия уже имела опыт строительства и эксплуатации подобных электростанций. В 1913 году под Богородском по проекту русского инженера Р.Э. Классова была пущена первая станция, работающая на торфе. Двумя годами позже Р.Э. Классон разработал гидравлический способ добычи торфа, который было решено взять за основу при расширении производства топлива на Редкинском месторождении. Гидроторф получил высокую оценку В.И. Ленина. Выступая на VIII Всероссийском съезде Советов он отметил: «Я должен сказать, что в области топлива мы имеем один из крупнейших успехов в виде гидравлического способа добычи торфа. Торф это топливо, которого у нас очень и очень много, использовать мы не могли в силу того, что нам приходилось до сих пор работать в невыносимых условиях. И вот этот новый способ поможет нам выйти из этого топливного голода, который является одной из грозных опасностей на нашем хозяйственном фронте». 

В апреле 1918 гола были подписаны Декреты Совета народных Комиссаров о разработке торфяного топлива и о главном торфяном комитете. Старый большевик Радченко, по просьбе В.И. Ленина возглавивший глав торф писал: «Отныне государство признает торфодобывание самостоятельной отраслью промышленности и берет в свои руки управление ею, чтобы двигать её по пути плавного развития».

 

Материал МУ «Редкинская ПЦБС» в 2017 г. предоставила Диева Э.В., коренной житель п. Редкина, дочь первого директора РОЗ, Почётного гражданина п. Редкино Диева В.Е.