1 марта 2019 г. открыта мемориальная доска. С редакцией «Зари» писателя связывали теплые отношения, и в свои нечастые приезды в город на встречи с читателями наш корреспондент неизменно становился участником событий. Силу таланта автора доказывает не только тот факт, что самым его известным произведением стала «Весьегонская волчица», которую экранизировал в 2004 году режиссер, продюсер и сценарист Николай Соловцов. Уже год, как нет с нами автора, но его произведения становятся только популярнее, они есть в библиотеках, их можно прочитать в интернете. Поэтому и поклонников его таланта в первый день весны, который выдался пасмурным и промозглым, у дома в Радченко, где будущий писатель рос и откуда поехал покорять Москву, собралось немало. Многие из которых знали Бориса Тимофеевича лично, общались с ним и прекрасно его помнят.
Борис Воробьев родился в посёлке, учился и работал в столице, объездил полстраны, а в конце 90-х переехал на родину в Конаковский район, проживал в посёлке Новое Мелково, в скромном домике, с двумя десятками кошек. Есть что-то символичное в том, что писатель ушел именно 1 марта, когда во всем мире отмечают день кошек, которых писатель очень любил. Адрес мемориальной доски: дом № 18 по центральной улице поселка. В торжественном ее открытии приняла участие заместитель главы администрации Конаковского района по социальной политике Аггюль Бородина. Она сказала слова признательности творчеству автора, как и в адрес тех, кто помнит о творческом наследии Бориса Воробьева. А вообще тёплых слов в этот прохладный мартовский день было сказано немало. Выступали библиотекари, учителя, люди творческих профессий. Сотрудник Конаковского краеведческого музея Ирина Вдовенко, которая часто приезжала к Борису Воробьеву и вместе с супругом ухаживала за ним в последние годы, рассказала о той непростой жизни, которую вел писатель в последнее время. И все сходились в одной мысли – главное, сохранить его творческое наследие, предлагать читать произведения Бориса Тимофеевича школьникам, ведь сегодня в библиотеках и в интернете можно найти практически все, что он создал. И, наверное, нельзя не упомянуть о том, что памятная доска была изготовлена на средства, которые изыскал глава посёлка Виктор Цыганок. Ему и предоставили право ее открытия. По окончании траурного митинга всех желающих пригласили на коллективный просмотр экранизации произведения Бориса Воробьева «Весьегонская волчица», часть почитателей его творчества проехала на мелковское кладбище, чтобы возложить цветы к могиле автора.
О ПИСАТЕЛЕ Б.Т. ВОРОБЬЕВЕ. Родился Борис Воробьев в поселке Радченко (тогда он назывался ТОС), там прошли его детские и школьные годы. Окончив Выборгское военно-морское училище, он служил на Балтике, а затем на Дальнем Востоке. После демобилизации учился на историческом факультете Московского университета. Работал на стройках Прибалтики, Грузии, Казахстана. Литературным трудом занимался с 1965 года. Первая книга Б. Воробьева - сборник рассказов «Убу», вышла в издательстве «Молодая гвардия» в 1968 году.
Являлся членом Союза писателей с 1985 года. Борису Тимофеевичу Воробьеву принадлежит авторство широко известных повестей - «Мангазейский ход», «Легенда о Гончих псах», «Прибой у Котомари», «Десять баллов по Бофорту», «Под флагом смерти», «Весьегонская волчица». По книгам Бориса Воробьева сняты художественные фильмы «Берем все на себя» и «Весьегонская волчица». В 1999 году писатель вернулся на свою малую родину и жил в поселке Ново-Мелково Конаковского района. Скончался в 2018 году, похоронен на Новомелковском кладбище.
Открыта мемориальная доска // Заря (Конаково). - 2019. - 7 марта (№ 9). - С. 6 : фот.
ПАМЯТИ ПИСАТЕЛЯ. С прискорбием сообщаем, что на 86-м году после болезни из жизни ушел замечательный и известный писатель наш земляк Воробьев Борис Тимофеевич. Детские и школьные годы его прошли в поселке Радченко. Окончив Выборгское военно-морское училище, он служил на Балтике, а затем на Дальнем Востоке. После демобилизации учился на историческом факультете Московского университета. Работал на стройках Прибалтики, Грузии, Казахстана. Литературным трудом занимался с 1965 года. Первая книга Б. Воробьева - сборник рассказов «Убу», вышла в издательстве «Молодая гвардия» в 1968 году. Являлся членом Союза писателей с 1985 года. Борису Тимофеевичу Воробьеву принадлежит авторство широко известных повестей - «Мангазейский ход», «Легенда о Гончих псах», «Прибой у Котомари», «Десять баллов по Бофорту», «Под флагом смерти», «Весьегонская волчица». По книгам Бориса Воробьева сняты художественные фильмы «Берем все на себя» и «Весьегонская волчица». В 1999 году писатель вернулся на свою малую родину и жил в поселке Ново-Мелково Конаковского района. Последние годы жизни Бориса Тимофеевича прошли в одиночестве. Но литературное творчество было с ним до последних дней. Вечная память о великолепном писателе навсегда останется в наших сердцах и в его произведениях.
Администрация и Собрание депутатов Конаковского района.
Имя Бориса Воробьева хорошо знакомо читателям «Зари»: некоторые произведения автора впервые были опубликованы именно в нашей газете. Коренной житель Конаковского района, он достиг всесоюзной известности, с честью прошел испытание славой, не растеряв душевного благородства и не изменив своим принципам. Его пронзительная «Весьегонская волчица», экранизированная режиссером Н. Соловцовым, в очередной раз привлекла внимание к имени писателя и стала настоящим гимном его творчеству. Поселившись на склоне лет неподалеку от Радченко, Борис Тимофеевич держал постоянную связь с редакцией, неоднократно давал нам интервью, регулярно созванивался с нами. Всем нам будет очень не хватать этого интеллигентного, бескорыстного и очень светлого человека. Скончался Борис Воробьев в первый весенний день, на 86-м году жизни, предан земле в Радченко, во Всемирный день писателя 3 марта. Земля вам пухом, Борис Тимофеевич, и вечная память...
Памяти писателя: [некролог] // Заря (Конаково). - 2018. - 7 марта (№ 9). - С. 11 : фот.
МОЙ НЕЖНЫЙ И ЛАСКОВЫЙ ЗВЕРЬ
1.
Мое детство прошло в деревне, в доме у деда с бабкой, где средоточием всего была большая русская печка. От нее, как от солнца, зависела жизнь, исходило тепло и ощущение уюта, и, наверное, поэтому моим любимым местом в нынешней городской квартире является кухня. Особенно по вечерам. Здесь все под рукой, в любой момент можно вскипятить или подогреть чайник, попить чайку, покурить, не отрываясь от книги и позабыв о всяком времени, да и зачем о нем помнить, если ты по натуре «сова» и раньше двух никогда не ложишься?
Так было и в тот поздний октябрьский вечер. Я сидел на кухне и читал. За окном шумел ветер, барабанил по стеклам дождь. Как сейчас, помню и что читал - «Старых моряков» Жоржи Амаду. Грустная и смешная история капитана Васко Москозо де Арагана захватит хоть кого, и я глотал страницу за страницей, переживал все взлеты и падения бравого капитана, когда за окном вдруг залаяли собаки. И вслед за тем отчаянно закричала кошка - так, что я сразу понял: дело идет о жизни и смерти.
Собак в нашем доме хватало, причем разных, начиная от карликовых пинчеров и кончая громадными догами, но вряд ли какой хозяин вышел прогулять своего питомца по такой погоде. Скорее всего это были бездомные собаки, которые время от времени появлялись неизвестно откуда и производили ревизию мусорных баков. Осеннее ненастье им было только на руку - на улице никого, копайся в отбросах сколько хочешь. А тут, судя по всему, и живая добыча подвернулась.
Раздумывать было некогда, требовалось выручать кошку, и я как был - в тапочках и раздетый - кубарем скатился по лестнице - благо всего третий этаж - и выбежал на улицу.
Так и есть: в свете фонаря две собаки остервенело рвали в луже кошку, а та отбивалась изо всех сил и по-прежнему кричала не своим голосом.
Ничего такого, чем бы можно было припугнуть собак, под
руками не было, но в решительную минуту у человека всегда
находится какой-нибудь выход. Сорвав с ноги тапку, я замахал ею и кинулся на собак. Они прыгнули в разные стороны, а кошка, волоча задние лапы, поковыляла к кустам, которые, как изгородью, окружали мусорные баки.
Все столкновение длилось буквально две-три минуты, и другой человек на моем месте посчитал бы, что задача выполнена, но я хорошо знал нравы бродячих собак, их настырность. Уйди я домой - они наверняка вернулись бы и обшарили кусты. И тогда кошке пришел бы конец. Этого я не мог допустить, кошку нужно было приютить хотя бы на ночь.
Я надел тапку на мокрую ногу и принялся шарить в кустах. Среди них было хоть глаз выколи, но кошка сама выдала себя: напуганная до полусмерти, она, услышав мою возню и расценив ее как угрозу своей безопасности, завыла - угрожающе и в то жё время обреченно.
Брать голыми руками кошку, когда она готова защищаться до последнего, - дело не из приятных. Руку, конечно, не отхватит, но поцарапает будь здоров. У меня был такой случай: однажды испуганный котенок насквозь прокусил мне палец. Подставляться еще раз не хотелось, а поэтому я, недолго думая, снял с себя рубашку и накрыл ею кошку. Она
забилась и зашипела, но я уже вытащил ее из укрытия.
В прихожей, развернув рубашку, я увидел печальное и жалкое зрелище: никакой кошки не было и в помине, а был двух-, от силы трехмесячный котенок - мокрый, тощий, окровавленный. Сжавшись в комок, он затравленно смотрел на меня.
- Ну не бойся, не бойся! - сказал я, поглаживая котенка.
Но он был слишком напуган, чтобы тотчас отреагировать на ласку, и, как только я убрал руку, пополз в угол под вешалку, стараясь спрятаться среди обуви. Но я достал его оттуда - надо было все-таки посмотреть, что с ним сделали собаки.
Кости у котенка, слава богу, были целы, но задние лапы оказались разодранными до мяса и сильно кровоточили. Видно, котёнок пытался убежать от собак, но те догнали его и напали сзади.
Раньше, когда у меня не было опыта обращения с животными, я неоднократно делал попытки перевязывать раненых кошек и собак, и всегда получалось одно и то же: они всеми правдами и неправдами старались освободиться от повязки. По молодости лет я рассматривал такие действия как упрямство, пока не уразумел: лучший способ врачевания у животных -зализывание. Конечно, это относится только к открытым ранам, внутренние же болезни те же кошки и собаки лечат другим способом - травами. Они хорошие «знахари» и безошибочно определяют, какую траву и при какой болезни «принимать».
Так что я не стал перевязывать котенка, а лишь промокнул кровь ватой и положил его туда, куда он хотел, - под вешалку. Принес в блюдечке молока, но котенок к нему не притронулся. Точно так же он не стал есть и мясо, и я оставил его в покое и стал укладываться спать. Но перед этим пришлось выкурить сигарету и пораскинуть мозгами, как теперь быть.
Принеся котенка в дом, я тем самым определил его дальнейшую судьбу - из беспризорного он становился домашним, потому что отнести его обратно на улицу я уже не мог. Милосердие на час - это не милосердие. Лучше уж не пытаться проявлять его, чем проявлять наполовину. Я не ханжа и не моралист и действительно думаю так, как говорю, хотя решение оставить котенка у себя шло вразрез с некоторыми обстоятельствами моего бытия, дело в том, что я уже давно работал не по своей специальности, а занимался журналистикой. Так распорядилась жизнь, и я иногда удивлялся этому неожиданному повороту, но из песни слова не выкинешь - авторучка и записная книжка стали главными орудиями моего труда. А журналисты - это стопроцентные кочевники, сегодня они дома, а завтра судьба может занести их куда угодно, так что мне, частенько находящемуся в отлучке и к тому же холостяку, надо было крепко подумать, прежде чем взять в дом какую-либо живность. Ведь я мог в любое время сняться с места, и что тогда? На два-три дня еще можно поручить котенка знакомым, а если на неделю, на две? Никто не согласится так долго заниматься с ним.
Вот об этом я и думал, сидя на кухне и поглядывая оттуда на угол под вешалкой, где затаился котенок. Но вообще-то эти раздумья уже не могли повлиять на мое решение. Котенок останется у меня, а как я буду крутиться с ним - это уж мое дело. Безвыходных положений нет, надо только проявлять изобретательность и выдумку. Тем более что кошка - это не собака, ее не обязательно прогуливать. Были бы еда и песок, и день-другой она прекрасно обойдется без хозяина...
2.
Утром котенка под вешалкой не оказалось. Но разыскивать его не пришлось - засохшие пятна крови на полу вели в большую комнату. Там стоял стол, а под него были задвинуты стулья; на одном из них я обнаружил котенка. Глупый, он и не догадывался, что своим поступком мог вызвать гнев иного хозяина, который как о собственном здоровье печется о сохранности в квартире обоев, паркетных полов и мебели, - ведь стулья у меня были арабские, полумягкие, обитые великолепной цветной тканью. И вот всю эту восточную роскошь котенок испачкал, поскольку лапы у него кровоточили не переставая. Но как тут сердиться, если виновник, маленький и несчастный, смотрит на тебя испуганными глазами, думая, что сейчас его возьмут за шкирку и выкинут обратно на улицу. Бог с ним, со стулом, сказал я. Отчищу. А нет - так обобью другой материей. Меня в данный момент больше занимало другое - как котенок ухитрился вскарабкаться на стул, когда и ходить-то не может, ползает?
Но как бы там ни было, а место он выбрал хорошее. Он, видно, сразу определил, что прихожая она и есть прихожая, в ней покоя не будет, зато здесь, под столом, можно чувствовать себя куда как вольготно.
- Ну, жив? - спросил я, осторожно дотрагиваясь до котенка. За ночь он обсох и выглядел даже симпатично, не как вчера, когда был похож на крысенка, вот только лапы у него были в ужасном состоянии. Их требовалось промыть, иначе могло начаться нагноение, тем более что сам котенок вряд ли зализал бы раны - чувствовалось, что любое движение вызывает у него сильную боль.
У меня в аптечке были йод, марганцовка и сода, но йод отпадал сразу, потому что прижигать им по живому мог разве что садист; марганцовка тоже не внушала мне доверия, а вот сода было то, что нужно. Я сделал слабенький раствор, положил котенка к себе на колени и стал ватой протирать ему пораненные места. Он замяукал и задергался - хоть и сода, а все равно больно, щиплет.
- Терпи, казак! - сказал я и тут же, поворачивая котенка поудобнее, увидел, что он никакой не «казак», а самая обыкновенная кошечка.
Вот так раз! Ведь вчера, принеся котенка домой и разглядывая его при свете, я был абсолютно уверен, что он - котик. И вдруг такой конфуз.
Честно говоря, я был и уязвлен и раздосадован. Уязвлен тем, что, не раз имея дело как со щенками, так и с котятами, привык думать, что умею легко, с одного только взгляда, определять, кто передо мной - мальчик или девочка. Они кажутся одинаковыми лишь неопытному человеку, на самом же деле даже новорожденных щенят, да и котят тоже, можно различить по внешнему виду. Мальчики, как правило, большеголовые и чуть-чуть крупнее девочек; когда же и те, и другие подрастают, мужская и женская стать у них становится особенно заметной - мальчики угловаты и непосредственны в действиях, девочки живее и, как говорится, себе на уме.
В общем, я никогда не думал, что могу обмануться в таких делах, и вот не просто обманулся, а форменным образом обмишулился. Было от чего уязвиться. Что же касается досады, то для нее имелись причины чисто житейского свойства.
Не все равно, кого держать в городской квартире - кота или кошку. С кота взятки гладки, нагулялся и пришел, и никакого «хвоста» за собой. А кошка рано или поздно принесет котят, и тут целая проблема - котят надо вырастить минимум до двух месяцев, а потом пристроить в хорошие руки, что совсем не просто. Впрочем, эти сложности существуют далеко не для всех. Многие не видят ничего противоестественного в том, чтобы сразу отделаться от приплода. Подумаешь, котята! Сгребай всех в кучу да спускай в унитаз. И понять ничего не успеют. А не хочешь грех на душу брать - свези кошку в ветлечебницу и сделай укол, чтобы больше не котилась. Гуманно, по-современному.
Не знаю, для кого как, а по мне, что то, что другое - варварство. Лучше уж никого не брать в дом, чем потом отделываться от хлопот всеми правдами и неправдами. Для меня эти хлопоты начинались с появления в квартире котенка; в дальнейшем, поскольку перспектива заиметь котят обозначилась совершенно четко, всякие сложности могли только усугубиться, но разве это повод для переживаний? Ну будут котята, ну и что? И пусть себе растут на здоровье. А подрастут - найду куда пристроить, не может быть, чтобы не нашлось желающих обзавестись живностью.
Впрочем, загадывать об этом было рано, сначала надо было, как говорится, дожить до тех времен, однако мимолетное неудовольствие оттого, что все получается, не так складно, как хотелось бы, проскользнуло в душе, и я сказал кошечке с укоризной:
- Эх ты, коня!
И сам удивился неожиданно вырвавшемуся слову. Что это за слово и почему оно вдруг возникло у меня в голове, я не знаю и думаю, что его нет ни в одном словаре. Но, выскочив случайно, оно вдруг стало живым, конкретным понятием именем собственным. А что, подумал я, чем Коня хуже Мурки? Ничем, и уж во всяком случае, можно быть уверенным, что другой кошки с таким именем не найдется.
Закончив процедуру, я застелил стул старым полотенцем и, положив на него Коню, принес из прихожей молоко и мясо, к которым Коня так и не притронулась даже и ночью. Мне хотелось, чтобы она поела хотя бы немного, поскольку на нее было тяжело смотреть - кожа да кости. Но она, как и накануне, не обратила на еду никакого внимания. По всему было видно, что ей хочется только одного - чтобы к ней не приставали, и я удалился на свою территорию, не настаивая ни на чем.
3.
Коня выздоравливала, хотя первые четыре дня пролежала пластом. Я каждый день приходил к ней, осматривал искусанные лапы и старался пробудить у нее интерес к еде, но это мне удалось сделать лишь на пятый день, когда Коня, словно бы вспомнив, что на свете существует еда, вылакала целое блюдечко молока. Пользуясь моментом, я подсунул ей заодно и мяса, но она лишь понюхала его и отвернулась. Ничего, подумал я, раз прорезался вкус к молоку, скоро дело дойдет и до мяса.
И действительно: на следующий день Коня поела и мяса, а ночью, впервые за все дни, слезла со стула. Я еще не спал и, услышав царапанье, зажег настольную лампу. Полоса света, как ковровая дорожка, протянулась из открытой двери в смежную комнату, и на этой «дорожке» я увидел Коню еле-еле ковыляющую в направлении прихожей. Слезть в таком состоянии со стула ее могло заставить лишь одно - потребность справить нужду, и я только теперь спохватился, что, занятый одним - лечением, совершенно забыл о другом, о том, чтобы заранее принести для Кони песка. Бежать за ним на улицу среди ночи было глупо, да и некогда - Коня уже искала местечко, где бы присесть. Единственное, что я успел сделать, - это постелить ей газету.
Конечно, этот прием можно было использовать и в дальнейшем, ведь многие, кто держит кошек, приучают их ходить на газету, но мне почему-то всегда больше нравился песок, и я решил не изменять своему правилу и в этот раз.
С песочницей дело решилось просто: опыт подсказывал, что лучше противня ничего не придумаешь, тем более что в плите их два, и один можно изъять без всякого ущерба для хозяйства. Хуже оборачивалось дело с песком. Стояла середина октября, через неделю-другую мог выпасть снег, и уж тут песочком не разживешься. Значит, выход один - сделать запас на зиму. А это значит - на полгода, до мая.
Сколько надо песка котенку? Две-три горсти на день.
Вроде немного, но ведь таких дней до весны набиралось целых сто восемьдесят, и две-три горсти превращались, таким образом, в целую кучу песка, которую при всем желании не заготовишь. Точнее - не поместишь в городской квартире.
Но хоть сколько-то надо было запасти, тем более что подходящая емкость для этого у меня имелась - картонный ящик из-под телевизора, стоявший без всякого употребления на балконе. Там, кстати, я решил поставить и противень, поскольку песок, выставленный пусть и в укромном уголке, но непосредственно в квартире, всегда является для котят великим соблазном. Песочница как бы провоцирует их: натыкаясь на нее, они не упускают случая лишний раз «отметиться», хотя у них и не было никаких позывов. Просто они не могут равнодушно пройти мимо песка, как собаки мимо столбика.
Понятно, что при таком раскладе иной раз приходится менять песок раза два на день; выставив же противень на балкон, оставалось лишь приучить Коню проситься туда. Она оказалась понятливой и вскоре в случае надобности уже не искала, где бы присесть, а ковыляла прямехонько к балконной двери. Уходя из дома, я вносил противень в прихожую, возвращаясь - водворял на прежнее место, и этот «челночный» метод прижился в нашей практике наилучшим образом.
4.
Появление Кони должно было волей-неволей изменить мою жизнь, и это прежде всего касалось ее оседлости - с котенком, да вдобавок больным, приходилось думать не о разъездах, а о том, как бы лишний день побыть дома. Но как побудешь? Не скажешь же, что не можешь поехать в командировку лишь потому, что не с кем оставить котенка? Заяви я такое - на меня воззрились бы как на чудака, чтобы не сказать хуже.
По счастью, мне не требовалось делать никаких заявлений. Говоря высоким «штилем» я еще не успел стряхнуть с себя пыль дорог, поскольку лишь недавно вернулся из поездки, и у меня было как минимум два месяца, чтобы сидеть дома и отписываться. Для начала это было просто роскошно: за два месяца Коня должна была окончательно выздороветь и прижиться в доме, а как там будет дальше - об этом я пока не загадывал.
А между тем дела у Кони шли неважно. То ли из-за инфекции, то ли по какой другой причине, но раны никак не заживали, постоянно гноились, и мне приходилось каждый день обрабатывать их. Это растянулось на целый месяц, и только после ноябрьских праздников началось быстрое заживление. Однако одно место, величиной с трехкопеечную монету, еще долго не затягивалось и кровоточило, но, в конце концов, зарубцевалось и оно. Коня перестала хромать и, глядя, как она на глазах выправляется, я вспоминал ее такой, какой она была в тот злосчастный для нее вечер, и радовался, что сделал доброе дело. Не выбеги я тогда на улицу - Коня вряд ли осталась бы живой. А если б по случайности и осталась, то наверняка коротала бы свой век калекой.
У меня же, в хороших условиях и при уходе, она из бездомного заморыша стала очень быстро превращаться в красивое грациозное животное. Во время болезни евшая помалу и нехотя, она теперь словно бы наверстывала упущенное. Каждое утро я давал ей целое чайное блюдце вареной рыбы, и Коня съедала все без остатка, но уже через два-три часа была не прочь опять угоститься.
Тут, видно, сказывался и возраст Кони. Четыре месяца - самый рост для кошки, и я не боялся перекормить Коню, зная по прошлому опыту: через месяц - другой она, как говорится, съест свое и войдет в норму. И даже начнет привередничать, и еще придется упрашивать ее есть.
Так, собственно, и вышло. Скоро Коня довольствовалась уже половиной порции, причем изменилась сама манера ее еды. Если раньше она ела с торопливой жадностью, почти не разжевывая куски, то теперь от этой торопливости не осталось и следа. Теперь, прежде чем начать есть, Коня обнюхивала еду и, выбрав по каким-то ей известным признакам нужный кусок, жевала его тщательно и не спеша. Съев два-три куска, уходила из кухни и долго облизывалась и умывалась, словно после обильной трапезы. Блюдечко рыбы, которое еще недавно Коня съедала в один прием, теперь
растягивалось на целый день, но это самоограничение никак не отражалось на внешнем виде Кони.
Залечив ей ноги, я вымыл ее и расчесал щеткой шерсть. Хорошая пища придала ей упругость и блеск, которые бывают только у здоровых и сытых животных. Окраска у Кони оказалась четырехцветной - по всей ее шкурке симметрично чередовались серые, рыжие и белые полосы, а вдоль спины проходил широкий черный «ремень». Темным же был и хвост, кстати, очень толстый, если можно так сказать о хвосте, и он придавал всему облику Кони особую красоту. А вообще-то такой хвост - один из главных признаков хорошего здоровья. Недаром бытует поговорка «держи хвост трубой», то есть не унывай, не теряй формы.
В квартире Коня освоилась очень быстро, вход ей был разрешен всюду, но она никогда не злоупотребляла таким доверием и не шастала по кухонному столу. Я мог оставить на нем какие угодно продукты и не бояться, что они будут утащены и съедены. Даже ночью, когда большинство кошек любит похозяйничать в запретных местах, Коня не изменяла своему правилу. А ведь я не приучал ее к нему, она выработала его сама, из своего внутреннего благородства, хотя была обыкновенной беспризорной кошкой, которую суровая действительность с малолетства приучает к шкодливости и вороватости.
Слов нет, такое качество в кошке встретишь не часто, и я по достоинству ценил его, но удивительнее было другое - необычная привязанность, можно сказать, обожание, с каким Коня относилась ко мне. Это обнаружилось, едва лишь она выздоровела и начала ходить. Еще прихрамывая, она сопровождала меня по пятам из комнаты в комнату, а стоило мне только сесть или лечь - устраивалась на коленях или на груди и терлась мордочкой о мой подбородок, громко мурлыкая и заглядывая мне в глаза.
Обожание приятно всем, но Коня готова была обожать меня с утра до вечера, и это уже перехлестывало всякие рамки. Я не мог постоянно заниматься Коней, как бы хорошо ни относился к ней, мне надо было работать, но, едва я садился за машинку, как Коня вспрыгивала мне на колени и начинала изливать свою нежность. Я опускал ее на пол, относил в другую комнату, но она упорно возвращалась и снова лезла ко мне. Я пробовал закрывать дверь в комнату, но Коня мяукала и скреблась за дверью, и мне было не до работы.
Не зная, как избавиться от неожиданного обожания, я однажды посадил Коню на стол рядом с машинкой, ничуть при этом не надеясь, что это место ей понравится. Но - вот кошачьи причуды! - все получилось как раз наоборот. Коня, облюбовав стопку бумаги, улеглась на ней, а я застучал по клавишам, твердо уверенный, что машинного металлического стука Коня не вынесет. Отнюдь! Она, будто и не слыша трескотни, уютно лежала на бумаге и посматривала на меня прищуренными зеленоватыми глазами. А вскоре, свернувшись в клубок, сладко посапывала, не обращая внимания на то, что у нее над ухом безостановочно работает пишущая машинка.
С того дня так и повелось: едва я садился за работу, как Коня вспрыгивала на стол, занимала свое место на груде бумаги и принималась щуриться на меня, пока в конце концов не засыпала. Удивительно, что этот сон под стук машинки был безмятежен и крепок, но стоило мне прекратить работу и уйти в другую комнату, и Коня тотчас просыпалась и бежала ко мне. Чем было объяснить такую привязанность, такое необоримое ее желание находиться обязательно при мне? Может быть, благодарностью за спасение и уход?..
5.
К маю, как я полагал, Коне исполнилось месяцев девять, а то и десять, то есть это была уже вполне взрослая кошка. Используя к своей выгоде всякие ситуации, которые складывались у меня на работе, мне удалось все это долгое время просидеть дома, но теперь, накануне лета, нечего было и думать, что существующее положение так и будет продолжаться. Нет, скоро, очень скоро меня должны были погнать в командировку, и все последнее время я ломал голову над тем, как быть с Коней.
Она могла прожить одна дня два-три, но не десять дней и не две недели. А кому оставить Коню на такой срок? Среди моих знакомых были кошатники, но даже их я не мог попросить приютить Коню. Они бы не отказали, да я-то знал, на что обреку их. Кошки по природе консервативны, они так привыкают к одному месту, что подолгу не могут привыкнуть к другому. Есть даже такие, которые вообще не привыкают. Жизнь Кони в мое отсутствие могла превратиться в кошмар; таким же кошмаром могла обернуться и жизнь знакомых - доброхотов, если учесть, что Коня, выбитая из колеи чужой обстановкой, могла начать делать свои делишки в каком угодно месте. Такие расстройства у кошек случаются.
Лучшим вариантом был тот, при котором кто-нибудь жил бы в моей квартире все время моей командировки или приезжал каждодневно кормить Коню, но на такой вариант рассчитывать не приходилось. Это мог делать лишь человек, не работающий в штате, хлебопашец вроде меня и к тому же холостой, не обремененный домашними заботами. У меня были на примете два подходящих человека, однако один из них отказался пожить у меня на тот случай, если мне придется уехать, объяснив это неотложными делами, неожиданно свалившимися на него, а другому я не стал даже и звонить. После первого разговора у меня осталось на душе довольно-таки тягостное чувство, я чувствовал, что мой знакомый неискренен, что ему просто не хочется заниматься кошкой, а потому я подумал, что и со вторым может получиться то же самое. Словом, оставалось надеяться лишь ил какой-нибудь непредвиденный случай, который каким-то образом разрешил бы все.
Коню, естественно, никакие проблемы не волновали. Она о время проводила на балконе, с живейшим любопытством следила с него за всеми проявлениями окружающей ее жизни, но никаких попыток покинуть балкон и влиться в эту жизнь не делала. А между прочим, май стоял таким теплым и цветущим, что мне было обидно за Коню - сидит на своем балконе и смотрит на все через решетку, а внизу пышным цветом цветут травы и кустарники, порхают бабочки и вовсю щебечут птицы. Нет, сказал я себе, нечего растить неженку, надо приучать Коню к действительностям жизни, к реальностям земного бытия. И в один прекрасный день я понес Коню на улицу.
Мне казалось, что, очутившись на теплой, пряно пахнущей земле, Коня почувствует свое родство с ней и с миром, который не ограничивается четырехугольником балкона, а простирается в бесконечность, и ее охватит такая же радость существования, как вьющихся повсюду бабочек и стрекоз. Но результат общения получился прямо противоположным.
Коня, словно она была не жительница Земли, а существо из какой-нибудь отдаленной туманности, которому все земное было чуждо, а поэтому вызывало страх, вместо любования цветком или погони за бабочкой в ужасе выкатила глаза, жалобно замяукала и, всем телом припадая к земле, буквально поползла к ближайшему кусту, в который немедленно и забилась. Напрасно я звал ее, она не откликалась, не проявляла ни малейшего желания выглянуть из своего укрытия.
Пришлось вытаскивать ее оттуда. Оказавшись у меня на руках, она, как в деревяшку, вцепилась в меня и в каком-то неистовом стремлении полезла вверх, сначала на плечи, а там - чуть ли мне не на макушку, словно на этой высшей точке находилось спасение от всего того, что так ужаснуло ее среди великолепия трав и цветов.
Конечно, собираясь с Коней на улицу, я ожидал от нее определенной реакции на это, но только не такой. Все-таки Коня попала ко мне в дом с улицы, и мне казалось, что она не могла совсем забыть ее, но выходило, что я ошибся. Придется заново приучать Коню ходить по родной земле.
Этим я и занимался в течение нескольких дней, и Коня мало-помалу свыкалась с новой обстановкой, становилась с каждым разом все смелее и наконец преодолела все свои страхи. Но осторожность не покинула ее, и она в отличие от других кошек, беспечно сидящих возле подъездов и позволяющих гладить себя кому угодно, не подпускала к себе ни одного человека. Подвижная как ртуть, она мгновенно скрывалась, едва что-то вызывало у нее чувство опасности.
Кому-то такая осторожность могла показаться чрезмерной, но лично я был доволен таким поведением Кони. Понаблюдав за ней несколько раз, я убедился: такая не попадется никакому злоумышленнику. А их в окрестностях нашего дома хватало. В основном это были подростки, от которых кошкам не было никакого житья. Любой из них, словно дикарь, встретивший невесть какое страшилище, норовил бросить в кошку камнем, ударить ее ногой или палкой. Находились и такие, которые убивали. Одну жертву такого убийства я видел собственными глазами.
Наш десятиподъездный дом одной стороной выходит на старый яблоневый сад. Когда-то он был культурным, но началось массовое строительство, все вокруг сада застроили, и он стал бесхозным, превратившись в своего рода парк. Летом ли, зимой - сад всегда хорош, и когда я иду на автобусную остановку, то предпочитаю пройти мимо сада, хотя есть путь короче.
Так было и в тот зимний морозный день. Мне надо было ехать в редакцию, и я пошел к автобусу обычным путем - мимо сада. Заснеженный и тихий, он был очень красив. Я любовался им, и вдруг в глаза мне бросилось что-то чужеродное и враждебное этой красоте - такое, чего я сразу не мог понять. Понадобилось несколько секунд, чтобы увиденное дошло до сознания.
Это была кошка. Захлестнутая петлей за шею, она висела на яблоневом суку, закоченевшая, с раскинутыми в стороны лапами, словно была не повешена, а распята, обратив на окна дома мертвое кошачье лицо.
О, какую ненависть испытал я в те короткие минуты! Никогда, ни к кому не испытывал я такой ненависти, и, застань убийцу за его гнусным занятием, я не поручился бы за его жизнь.
Оставить все так, как есть, я не мог. Попробовал развязать веревку, затянутую в узел вокруг сука, но она так задубела, что не хватало силы вытянуть нужный конец. Пришлось возвращаться домой за ножом. Разрезав веревку, я отнес труп кошки в глубину сада и закопал в снегу...
Когда перед тобой такие примеры, а главное - люди, способные на это, начинаешь радоваться, что твоя кошка или собака - нелюдим и поэтому может избежать западни, в которую большинство животных попадает из-за своей доверчивости.
Радовался и я, поскольку, выпуская Коню время от времени на прогулку, был уверен, что она не даст обмануть себя никакому любителю поиздеваться над бессловесными и беззащитными тварями. Правда, поначалу у меня были определенные опасения, но скоро я убедился, что они беспочвенны, как убедился и в некоторых достоинствах Кони, о которых, говоря откровенно, даже не подозревал, хотя считал себя кошатником и думал, что разбираюсь в кошках. Оказалось - не совсем.
Так, неожиданно выяснилось, что Коня узнает меня не только по запаху и на слух, но и по зрительному образу, который запечатлен у нее необычайно прочно. В этом, собственно, нет ничего удивительного, все животные узнают своих хозяев по внешнему виду, но, насколько я знал, считалось, что главным отличительным признаком здесь была якобы одежда. Утверждалось даже, что стоит человеку переодеться, и он запутает этим любую кошку, любую собаку. О таких опытах рассказывалось даже в одном научном журнале.
Не знаю, с кем и как проводились эти опыты, но готов отстаивать перед кем угодно: утверждение, что перемена одежды может сбить животное с толку, не соответствует действительности. Коня узнавала меня в любой одежде безошибочно, на расстоянии в десять-пятнадцать метров, независимо от того, стоял я или двигался.
Обычно, когда я выпускал Коню на улицу, она гуляла в одном месте - за домом, где густо разросшиеся кусты обеспечивали относительную безопасность. Мимо этого места пролегала тропинка в магазин, по которой проходили десятки людей, но никого из них Коня не пыталась отождествить со мной. Однако стоило мне появиться в поле ее зрения, как она мяуканьем тотчас же давала знать об этом. Я даже не видел ее и, стало быть, не мог звать, а она уже бежала ко мне. Случалось, что догоняла меня, если в какой-то миг прокараулила, и всегда мяуканьем обращала на себя внимание. А подбежав, с быстротой и ловкостью мартышки вспрыгивала мне на плечо, чем очень удивляла многочисленных прохожих.
Постепенно всякие опасения относительно того, что Коню могут подловить хулиганы, у меня прошли, и я стал выпускать ее на улицу безбоязненно. Бывало, что она жила там по два-три дня, но я всегда знал: стоит мне выйти и позвать, и Коня явится передо мной как из-под земли. Никаких «кис-кис» при этом не употреблялось, Коня и не знала этих слов и отзывалась лишь на особый знак - частое цоканье языком, к которому я приучил ее. Это был наш фирменный знак. Его знал только я, а откликалась на него только Коня. И это было гарантией того, что между нами не мог встать никто третий.
6.
Чем дольше живешь, тем больше убеждаешься: безвыходных положений нет. Существует множество способов решить те или иные мучающие нас вопросы, но они так разбросаны во времени, что чаще сего у человека не хватает жизни, чтобы воспользоваться одним из них. Но бывает, что вдруг везет, и тогда кому-то совершенно неожиданно удается использовать свое заветное желание, неважно какое, большое или маленькое.
Мне в кои-то веки тоже повезло: в одночасье определилась судьба Кони. К этому времени я уже находился в таком цейтноте, что готов был положить Коню в сумку и ехать на Птичий рынок - может, там найдется хороший человек, который возьмет у меня Коню. Не оставлять же ее на улице, поскольку с командировкой уже все решилось. В Севастополь, на десять дней.
И вот тут-то словно и сработало некое реле, замкнувшее, а может, наоборот - разомкнувшее цепь времени - пространства, которое выбросило из своих недр чудесную машину, а в ней - мою двоюродную сестру. Чуда в том, что к тебе приезжает близкая родственница, вроде никакого и нет, если не считать, что ты не виделся с ней с... войны. Ни много ни мало - тридцать лет. Мы расстались, когда были детьми, а встретились совершенно взрослыми. Почему не виделись раньше? А кто ответит, почему? Сестра все это долгое время жила в семидесяти километрах от Москвы, а меня носило бог весть где, и до встречи, как говорится, руки не доходили! И вот такой случай.
В тот день мы вдоволь наговорились и навспоминались, и я без всякой задней мысли, просто так, сказал, что вот собираюсь в командировку и не знаю, на кого оставить кошку. Отдать некому, а выпустить на улицу -жалко, пропадет. Господи, сказала сестра, да зачем отпускать? Давай я заберу, дом у меня свой, место кому хочешь найдется.
Я даже опешил от такого предложения, никак не рассчитывал на него, а вслед за этим сильно обрадовался. Предложенный вариант был лучше не придумаешь, хотя было жаль расставаться с Коней. Но все доводы сердца заглушал голос рассудка: Коне у сестры будет хорошо, и это главное. Действительно, что может быть лучше жизни в сельской местности, в просторном деревенском доме, из которого в любое время можно выйти на улицу и никого там не опасаться, потому что все вокруг дома, да и огород и сад - твое?
На следующий день сестра уехала, увозя в своей сумке Коню, а еще через день уехал и я. Командировка была сама по себе интересной к тому же я люблю Севастополь, белокаменный город у моря, где живут мои давние друзья и где я стараюсь бывать почаще. За делами некогда было думать о Коне, да, говоря откровенно, и незачем, все устроилось лучшим образом, но, приехав домой, я поневоле взгрустнул. Раньше, едва откроешь дверь, Коня тут же вспрыгивала тебе на плечо и начинала мурлыкать и тереться мордочкой о твое лицо, а теперь никто не встречает и не щекочет усами твое ухо. Утешало лишь одно: сестра обещала написать и рассказать, как устроились дела у Кони. Так что оставалось ждать письма и опять привыкать к прежней жизни.
Однако в тот же день начались сюрпризы. Вечером в дверь позвонили. Оказалось - соседка.
- С приездом! - сказала она. - А тут позавчера ваша кошечка приходила. Все под дверью сидела, вас дожидалась. Я было ее к себе взяла, думала, вы приедете и кошечка тут, а она ни в какую. Все мяукала, на улицу просилась, ну я и выпустила.
Я удивленно смотрел на соседку. Того, о чем она говорила, просто не могло быть. Как могла очутиться здесь Коня, если она уже две недели живет у сестры?
- Ей-богу, вы что-то напутали, Вера Ивановна, - сказал я. - А вернее, обознались, приняли одну кошку за другую
- Ничего я не обозналась! - с некоторой обидой возразила соседка. - А то я вашу кошку не знаю! Говорю же: сидела, вас дожидалась. А как я ее выпустила, она вниз по лестнице побежала.
Чудеса, да и только! Кошка давным-давно живет в другом месте, а тут утверждают, будто на днях видели ее здесь!
Конечно, я не поверил соседке, но какое-то сомнение она в меня заронила, и я уже не мог отделаться от мысли о Коне. Улегшись спать, все прислушивался к разным шорохам и звукам, готовый услышать за дверью знакомое мяуканье. И хотя никто не мяукал и не просился, чтобы его впустили, я, в конце концов, решил сходить на улицу. Если соседка не ошибалась и действительно видела Коню, она могла дожидаться меня где-нибудь в кустах, поскольку вряд ли сумеет проникнуть в подъезд через двойную дверь.
Было, наверное, часа два ночи, на улице царило безлюдье. Я постоял около подъезда, поглядывая по сторонам. Фонарь на столбе светил ярко, но ни одной кошки поблизости я не заметил. И уж конечно, здесь не могло быть Кони - если б она пряталась в кустах, она сразу бы увидела меня. Можно было с чистой совестью возвращаться домой и ложиться спать, но тут я сообразил, что ищу не там, где следует. Коня не любила эту сторону дома, где всегда ходили люди, предпочитая ей тайные кошачьи тропинки в густых зарослях за домом.
Туда я и направился, и едва лишь завернул за угол, как навстречу мне из кустов метнулась кошачья тень. Секунда - и тень, как белка, взлетела ко мне на плечо, и я услышал над ухом громкое Конино мурлыканье.
Что тут было говорить, о чем думать?! Необъяснимое появление Кони лучше всего соотносилось с тем, что она ведьма и прилетела сюда на метле, но тогда я еще прочно стоял на позициях материализма и отверг всякую мистику. А дома, глядя на то, с какой жадностью Коня лакает налитое ей молоко, предался размышлениям.
О том, что многие животные возвращаются в родные стены, знают все. Но одно дело - читать об этом, и совсем другое - убедиться на собственном опыте. Одно дело - какой-нибудь спаниель, пробежавший в поисках хозяина из Канзаса в Оклахому, и совсем другое - твоя собственная кошка, прошагавшая ради тебя семьдесят километров. Заокеанский спаниель кажется фигурой нереальной, как ни старайся, не можешь себе представить его конкретно. Коню представлять не надо. Вот она, живая, реальная, отощавшая и взъерошенная, с избитыми в кровь лапами, взахлеб лакающая молоко. Что вело ее сквозь преграды пути, как ей удалось одолеть их? Семьдесят километров асфальта, по которому днем и ночью мчатся пахнущие бензином машины, рвы и насыпи, мосты и хитроумные дорожные развязки, на которых, бывает, пасует и опытный шофер? Как угадывало нужное направление это загадочное и своенравное существо, которое одна половина рода человеческого подвергает ярому гонению, а другая столь же яро обожает? Сколько дней она шла и чего ей это стоило?
Никто, кроме нее самой, не мог ответить на эти вопросы, но, видимо, они представлялись ей маловажными, потому что она не изъявила никакого желания поведать мне о них, а, вылакав досуха блюдечко, удобно устроилась у меня на коленях и безмятежно замурлыкала. Может, это и был ее рассказ о дорожных приключениях, но я не понимал его? И поэтому не мог представить себе страх и отчаяние одинокой кошки, пробирающейся сквозь враждебный для нее мир к единственному дорогому для нее порогу, за которым только и возможно счастье.
Остаток ночи мы спали спокойно, а утром я нашел в почтовом ящике письмо от сестры. Она писала, что довезла Коню благополучно, но та исчезла из дома в тот же день, и ее так и не нашли, как ни искали...
7.
Наступил июль, и я заметил, что Коня не прочь свести знакомство с каким-нибудь благородным кошачьим идальго. Это абсолютно не входило в мои планы, и я установил для Кони своеобразный карантин, то есть, говоря попросту, перестал выпускать ее на улицу, рассчитывая, что за неделю любовный пыл у нее пройдет и тогда мы вновь заживем по своим правилам.
Но я недооценил Коню. Закрыв ей доступ на улицу, я был уверен, что этим притушу ее страсти, но, как оказалось, притушить их было возможно только одним - дать им выход, что блистательно и продемонстрировала Коня.
Как и всякий нормальный человек, я люблю вечером посидеть в ванне, поплескаться под душем. Коню эта процедура почему-то всегда ужасно интересовала, и она всякий раз порывалась проскользнуть за мной в ванную комнату. Но поскольку я ее туда не пускал, она во время процедуры сидела под дверью ванной и терпеливо дожидалась, когда я выйду оттуда. Не было случая, чтобы я, открыв дверь, не обнаружил под ней Коню.
Но однажды не обнаружил... Правда, я не сделал поначалу из этого факт никакого криминального вывода, просто отметил машинально, что Кони под дверью нет. Но если нет под дверью, значит, она в одном из своих излюбленных мест - либо на буфете, либо под креслом у окна. Однако и там Кони не оказалось. Это уже было подозрительно, и я позвал ее. Мой зов был для Кони своего рода законом, который следовало выполнять неукоснительно но, и Коня всегда свято соблюдала его, но на этот он остался без ответа.
Спряталась, что ли, подумал я. Но почему? Может, что-нибудь нашкодила?
Но никакого беспорядка в квартире не было, разбитой посуды нигде не виделось, и вообще все было на своих местах. Все, за исключением Кони. Заинтригованный, я обошел всю квартиру, заглядывая в разные углы, где могла бы затаиться Коня, но ни там, ни там ее не оказалось.
И тут я понял: Кони в квартире нет. От этого как бы попахивало чудом, однако так казалось лишь на первый взгляд. Разгадка же исчезновения из запертой квартиры кошки напрашивалась сама собой, едва я взглянул на открытые окна. Коня всегда любила выглядывать в них, а в последнее время в особенности и, видно, по неосторожности свалилась с карниза. Это тем более согласовывалось с моими предположениями, что на улице шел дождь и наружный карниз, узкий сам по себе, был еще и мокрым. А стало быть, и скользким, чего, наверное, не учла Коня.
Третий этаж современного панельного дома - не так уж и высоко. Вряд ли наберется и пять-то метров, высота для кошки заурядная, так что я даже не подумал, что Коня может разбиться, но все же беспокойство было. Одно дело, когда прыгаешь умышленно, а значит, расчетливо, а если выпадаешь случайно? Мало ли что может оказаться внизу - торчащий древесный сук, битое стекло. Тут недалеко и до серьезной травмы.
Случай предусматривал лишь одно решение - немедленно идти на улицу, разыскать и принести Коню домой. Я быстренько влез в трикотажный спортивный костюм, сунул ноги в кеды и через минуту был у себя под окнами. Полночь - она всегда полночь, даже в июле, и в темноте мало что можно было рассмотреть, однако в одном я убедился сразу же: Коня приземлилась благополучно. Во всяком случае я не обнаружил ее непосредственно под окном, а это значило, что она ушла отсюда без чьей-либо помощи. Но тут же возникла и другая мысль: а если не ушла, а уползла?
Может, лежит сейчас где-нибудь в кустах со сломанной лапой.
Ничего не оставалось, как только искать, и я долго лазал по мокрым кустам, шарил, вглядывался, звал. Все напрасно, как говорится, ни ответа, ни привета. В конце концов, я решил подождать до рассвета и тогда продолжить поиски, чтобы не тыркаться в темноте, как слепой котенок.
Выбравшись на тропинку, я пошел к дому и в это время услышал в стороне знакомое мяуканье. Ах ты такая-сякая! Ее ищут, зовут, а она вон куда запропастилась! Я зацокал языком не хуже испуганной белки, призывая Коню к себе. Что она делала там, в темноте, я не знал, но мяуканье слышалось все ближе и ближе, и, наконец, Коня, еле различимая в тени кустов, подбежала ко мне - цела - целехонька, лишь вся вымокшая.
Я тоже был мокрым насквозь и к тому же не в лучшем настроении -после такой купели предстояло опять лезть в ванну, но сердиться на Коню не мог. Слава богу, что жива, можно сказать, повезло - все-таки с третьего этажа упала, - не с первого, и без единой царапинки, так что как было сердиться. Подхватив Коню, я поспешил домой, где мы принялись приводить себя в порядок - Коня вылизываться, а я - выжимать и развешивать мокрую одежду. Надо было, как я говорил, и ополоснуться, и, когда я посчитал дело сделанным и вышел из ванной, Кони в квартире опять не оказалось.
Что, в полном недоумении думал я, опять упала? Но разве можно дважды за сутки выпасть из одного и того же окна? Никакая теория вероятности такого объяснить не могла, и у меня впервые мелькнуло подозрение, что дело нечисто. Это второе падение можно было отнести только за счет умысла, и, как только это пришло мне в голову, все стало на свои места. Напрасно я беспокоился за Коню и рисовал себе страшные картины ее увечья - она не падала, а прыгала специально и с расчетом. Ее действия были вполне ясны и понятны: раз закрыли двери, будем пользоваться окнами. Любовь преодолевает все преграды.
Это было поражение. Чтобы полностью изолировать Коню от улицы, надо было держать закрытыми и окна, но, когда на дворе июль, на это решится разве что большой оригинал. Я им не был, а потому сдался. А подсмотрев раз, как Коня совершала свой поистине фирменный прыжок, проникся к ней совершенным уважением. Она прыгала, как акробат-эквилибрист, красиво и точно, и не просто вниз, на землю, а немного в сторону, где росли густые кусты сирени. Они амортизировали приземление лучше всякого парашюта, гарантируя Коне успехи на любовном поприще, а мне - новые заботы в самом ближайшем будущем.
8.
Как ни странно, влияние Кони на мою жизнь оказалось гораздо большим, чем я это предполагал. Мало было, что у меня появились обязанности, отличные от тех, которые человек исполняет исключительно ради себя, - присутствие в доме Кони заставило меня сделать один важный шаг, о котором я время от времени думал, но на который никак не решался.
А шаг этот состоял в том, чтобы отказаться от услуг редакции и уйти, как принято говорить в таких случаях, на свободные хлеба, то есть стать независимым, но и неоплачиваемым. Тот, у кого хватало духа на такой поступок, отныне должен был сам заботиться о себе и не думать ни о какой зарплате, тем более о тринадцатой.
Трудное это дело - свободное существование, но зато, работал только своей головой, можно выполнить кое-какие планы, которые каждый человек вынашивает в глубине души. Я не составлял здесь исключения и давно уже хотел сесть за книгу, но каждый раз засасывала текучка, а ко всему прочему было боязно отказаться от гарантированного общественного куска.
И вот теперь, когда всякая поездка была сопряжена с дилеммой -ехать или не ехать, я решил: хватит исполнять чужие замыслы, поскольку своих хоть отбавляй. Надо уходить из редакции и садиться за книгу, тогда всем будет хорошо - и мне, и Коне, тем более что она ждала котят, и я не мог покинуть ее в таком положении.
Да, из песни слова не выкинешь: мы ждали прибавления семейства. Я постелил Коне в стенном шкафу, она обнюхала новое место и вроде бы осталась довольна им. Во всяком случае полежала на подстилке, как бы примериваясь к ней. Но когда подошли сроки, сделала по-своему - родила на моей кровати. В тот день меня с утра не было дома, а когда я вернулся, то был поставлен, что называется, перед фактом: четверо котят сосали счастливую, умиротворенную маму, которая, мурлыкнув на мой удивленный возглас, утомленно закрыла глаза.
Я не стал выговаривать Коне за ее самодеятельность, однако перенес котят в шкаф. Коня не возражала, и мы остались довольны друг другом. Но вечером, когда я сидел за машинкой, наша семейная идиллия была нарушена жалобным писком. Сначала я подумал, что котята не поделили мамины соски и сейчас разберутся и замолкнут, но писк становился все громче и жалобнее. Я подошел к шкафу, открыл дверцу пошире и увидел, что котята буквально ползают по Коне, тычутся носами туда и сюда, а Коня облизывает их и находится как бы в некоторой растерянности.
Неужели пропало молоко? А что же еще? Не станут же котята ползать и пищать неизвестно с чего. Я присел и ощупал Конин живот. Так и есть, соски у нее съежились, и в них вряд ли было молоко.
Говоря откровенно, я растерялся. Новорожденные без молока - что может быть трагичнее? И некому показать Коню, уже поздно, и ветлечебница закрыта.
Всю ночь я спал вполглаза. Котята то замолкали, то снова принимались пищать, и так всю ночь. А утром я повез Коню в лечебницу. Там, конечно, была очередь, однако я объяснил положение, и меня пропустили без задержек.
Да, сказал ветеринар, осмотрев Коню, молока нет. Что же делать, спросил я. Котятам всего второй день, и они без молока вряд ли проживут до завтра. Может, попробовать покормить их коровьим? Но ветеринар сказал, что коровье не подойдет, оно слишком жирное, и посоветовал мне заехать в гастроном и купить финскую молочную смесь. Она вполне годится для моего случая, и трудность будет заключаться лишь в том, что котят надо кормить через каждые два часа. Так что, если у меня есть время для этого, то котят можно выкормить.
Время у меня было, и я поспешил домой. Котята были живы, и Коня тотчас улеглась возле них, а я пошел в магазин за молочной смесью. В нашем магазине ее не оказалось, пришлось идти в соседний, где этой смесью был завален целый отдел.
Дома я растворил смесь, сообразуясь с инструкцией, и приступил к своей нелегкой миссии. Кормить решил с помощью пипетки, потому что другого придумать было нельзя. Но и это оказалось нелегким делом. Котенок пищал и ни за что не хотел брать пипетку, так что приходилось выбирать момент и буквально впрыскивать смесь в раскрытый ротик котенка. Он от этого захлебывался и начинал пищать пуще прежнего. Масло в огонь подливала Коня, которая, крутясь возле меня, старалась выхватить котенка из моих рук. Пришлось выдворить ее из кухни и закрыть дверь, но и за ней Коня не успокаивалась, мяукала и бросалась в дверное стекло.
Словом - содом и гоморра. Но все же я накормил котят, хотя измучился, как от тяжелой работы. Через два часа, как предписал ветеринар, хотел повторить кормление, но, открыв дверь шкафа, увидел неожиданную картину: припав к маминому животу, котята сосали! Я потрогал Конины соски и возрадовался - они снова были набухшими, тяжелыми. Неизвестно отчего, но молоко вернулось...
Коня живет у меня четвертый год. За это время мы вырастили с ней двадцать два котенка и почти всех пристроили в хорошие руки. Погиб только один - от скоротечной глазной болезни. Остальные здравствуют и поныне, и первые поколения уже родили своих детей. Жизнь неистребима. И когда я возвращаюсь откуда-нибудь домой, меня у порога встречает Коня. Она вспрыгивает мне на плечо и начинает о чем-то мурлыкать. О чем? Обо всем на свете. И мне становится радостно, что в моем доме живет такой ласковый и нежный зверь.
2
7 сентября 2017 г. Борису Тимофеевичу Воробьёву, автору книги «Весьегонская волчица», исполнилось 85. На родине в посёлке Радченко земляки – взрослые и учащиеся – тепло поздравили известного писателя с юбилеем. Прозвучали слова благодарности от администрации Конаковского района, читателей. Ребята из детского театра Ольги Бардаковой «Теремок» не только читали наизусть понравившиеся им стихи Б. Воробьёва, но и имели возможность задать автору вопросы о книге «Весьегонская волчица», её главных героях, снятом по её сюжету кинофильме. Борис Тимофеевич охотно общался с подростками, ответил на многие интересующие их вопросы. О стихах юбиляр сказал, что писал их, когда приходило вдохновение; стихов немного, не набралось на отдельный сборник. В настоящее время наш талантливый земляк занимается историческими расследованиями. Самым дорогим подарком к юбилею стало издание новой книги Б. Воробьёва «Они сражались за Родину».
11 октября 2013 г. состоялась встреча с нашим земляком, писателем с мировым именем, историком Борисом Тимофеевичем Воробьёвым.
Родился Борис Тимофеевич 27 сентября 1932 года в поселке Редкино Конаковского района. Детские и школьные годы прошли в поселке Радченко. В 1951 г. он окончил Городенскую среднюю школу и был призван на военную службу. Окончив Выборгское военно-морское училище, служил на Балтике, а затем на Дальнем Востоке. После демобилизации учился на историческом факультете Московского университета. Работал на стройках Прибалтики, Грузии, Казахстана.
Литературным трудом занимается с 1965 года. Первая книга Б. Воробьева - сборник рассказов "Убу", вышла в издательстве "Молодая гвардия" в 1968 г. Член Союза писателей с 1985 года. Сотрудничал с издательствами "Молодая гвардия", "Современник", печатался в журналах "Вокруг света", "Смена", "Сельская молодежь", "Искатель". Борис Тимофеевич Воробьев автор повестей "Мангазейский ход", "Легенда о Гончих псах", "Прибой у Котомари", "Десять баллов по Бофорту", "Под флагом смерти", "Весьегонская волчица". По книгам Б. Воробьева сняты художественные фильмы "Берем все на себя" и "Весьегонская волчица". С 1999 г. писатель живет в поселке Ново-Мелково.
Писатель Борис Воробьёв. «За свою жизнь я перечитала уйму книг, но в памяти остались единицы, и среди них книги Бориса Тимофеевича Воробьева. С 1989 года, когда вышла в свет книга «Весьегонская волчица", его имя для меня засияло золотом. Какое же чудо он создал! В книге несколько повестей, и каждая - жемчужина». Нина Бойко, писатель.
Борис Воробьёв, один из самых талантливых писателей России, самый прославленный писатель нашего края, член Союза писателей СССР и России, моряк, прослуживший 8 лет в военно-морском флоте; путешественник, исколесивший не просто всю страну - побывавший и поживший в самых малоприспособленных для жизни местах – Курилы, Камчатка, побережье Северного Ледовитого океана; талантливый писатель, чьи произведения печатаются рядом с произведениями Д.Лондона, Д. Кервуда и, по отзывам многих читателей, даже превосходят их по глубине и силе воздействия; кропотливый исследователь, усердно распутывающий самые загадочные тайны истории.
Его жизненный путь начался в поселке Редкино в скромной рабочей семье, детство прошло в посёлке Радченко, учился в Городенской школе. С детства бредивший морем, он оканчивает Выборгское военное училище и после 8 лет служит на Балтике, затем в Камчатской военной флотилии. После демобилизации оканчивает исторический факультет МГУ. Но кабинетная исследовательская работа была не для него. Он предпочитает исследовать жизнь в реальном времени, в реальном пространстве, на собственном опыте. События и впечатления этой яркой жизни стали повестями и рассказами.
Его писательский дебют состоялся в 1965 году - вышел в свет сборник «Убу». Туда вошли замечательные рассказы о старом беркуте, лосе, собаке с острова Шумушу. Многие его произведения автобиографичны. Так, основой повести «Мангазейский ход» стало реальное путешествие, совершённое писателем на борту баркаса «Щелья» с путешественником Дмитрием Буториным. Это легендарный моряк и исследователь, совершивший легендарный проход вдоль северных берегов нашей Родины. Он прошел от Архангельска через Белое, Баренцево и Карское моря к устью сибирской реки Таз, где находился в старину знаменитый торговый город Мангазея. А на обратном пути вторым человеком на борту был Борис Воробьев. Вот это путешествие и стало основой повести «Мангазейский ход».
5 лет он прожил на северном острове Курильского архипелага – он вспоминает эти края как самые суровые. Здесь появились «Легенда о гончих псах», и «Дик». Воробьеву приходилось жить на побережье Ледовитого океана и на Камчатке, в дальневосточной тайге. Книга «Десять баллов по Бофорту» - о людях, живущих и работающих в тех краях.
Самая большая слава досталась его повести «Весьегонская волчица». Наверное, не найдется человека, который не читал бы ее, или не смотрел одноименный фильм. Эта книга о том, как жизнь потомственного охотника-волчатника охотника Егора пересекается с жизнью необыкновенной волчицы. «Ненависть», «Любовь», «Смерть» - так называются главы повести, так развиваются и их отношения. Эволюция взглядов Егора отражает эволюцию взглядов писателя. Он сам был охотником и этому «позорному», как он теперь считает, занятию отдал 10 лет своей жизни. Жил и охотился в кругу профессионалов и насмотрелся, что они делают с животными. Теперь он называет охоту варварством и ожидает для себя справедливого и сурового возмездия.
Не все повести Воробьева так трагичны как «Волчица», но напряжение и драматизм присутствуют везде. Он не только умеет закрутить интригу, сделать сюжет занимательным, но и доносит до нас свои мысли и опыт, свою особую жизненную философию, основная идея которой заключается в том, что животные не наши меньшие братья, а равноправные члены нашего сообщества- сообщества планеты Земля. Ошибочно думать, считает Б. Воробьёв, что люди главнее животных и имеют право распоряжаться их судьбами, ошибочно считать зверей меньшими братьями. Хотя бы потому, что они появились гораздо раньше людей на Земле, человек появился много позже. И из своих наблюдений за животными он делает вывод о том, что они не рефлексами живут. Они мыслят, анализируют, чувствуют, умеют любить и ненавидеть. Это не меньшие братья, это иные народы, которым не очень-то повезло с соседями по планете. Его книги, написанные талантливо и страстно – призыв человечеству опомниться, перестать считать себя венцом творения, вести себя как хозяева на этой планете.
В 1999 году Б. Воробьёв вернулся в родные места. До недавнего времени работал в архивах, занимался историческими исследованиями, печатался в журналах. Он по-прежнему неравнодушен, с удовольствием общается с читателями. Яркая биография писателя и путешественника, особая философия, которую он исповедует всей своей жизнью, и в своем творчестве, образы его книг волнуют и юное поколение и людей старшего возраста.
В 2010 году вышла его книга «Рассказы и повести о животных», сюда же вошли стихи.
В последние годы Борис Воробьев занимается историческими исследованиями. В 2011 году вышла книга «Исторические расследования», сюда же вошли стихи. Темами его расследований становятся Лжедмиртий, княжна Тараканова, император Александр 1 и старец Федор Кузьмич, красные маршалы. У Воробьева свое мнение, очень оригинальное, но основанное и на тщательном изучении исторических источников и на основе изучения быта, нравов того времени и на собственных логических рассуждениях.
В 2012 г. вышла «Книга тайн»; главы: «Самозванцы, или всклепавшие на себя имя», «Капризы Клио», «Хроники времён гражданской войны», « Охота за русским золотом», «Очевидное невероятное». Здесь он расследует тайны, коих немало в нашей истории, и рассказывает о мистических случаях их собственной жизни.
И уже в этом году писатель издал за свои средства книгу о пиратах «Под флагом смерти: пиратские хроники». Тираж получился крохотный: 10 экз.
Сейчас Борис Тимофеевич занимается подготовкой нового издания сразу трех своих книг: «Книга тайн», «Пиратские хроники», «Рассказы и повести о животных», куда войдут уже полюбившиеся повести «Весьегонская волчица» и «Дик» и другие. Тиражи небольшие – по 120 экземпляров. Средства для этого выделены депутатом Тверского Законодательного Собрания, председателем Конаковского отделения партии «Единая Россия» Н.А. Егоровой.
Автор: Ирина Вдовенко, 2013 г.
Список литературы:
Басукинский А. Книги Бориса Воробьёва// Калининская правда.-1978.- 21 декабря.
Борисов А. Путешествие длинною в жизнь: Борису Тимофеевичу Воробьёву исполнилось 70 лет!// Заря.- 2002.-27 сентября
Чудин Е. В ожидании справедливого возмездия//Тверская жизнь.- 2002.- 15 октября.
Барановская Н. Б.Т. Воробьёв: «Свою главную книгу я еще не написал»// Заря.- 2004,-23 апреля.- С.3: фот.
Алексеева С., Карабанова Т. Тверской писатель Борис Воробьёв, в прошлом охотник, выступил против «охоты на волков»// Комсомольская правда.-2004.- 10 ноября.
Шимин Е. Борис Воробьёв: и волки любить умеют// Вече Твери.-2005.-12 августа.
Ручников П., Классики и современники // Тверская Жизнь. - 2012. - 1 ноября. - С. 11 : фот.
Поздравляем! // Заря (Конаково). - 2012. - 28 сентября (№ 38). - С. 1 : фот.
Мы ждем новых книг // Тверская Жизнь. - 2012. - 27 сентября. - С. 5 : фот.
Барановская Н., Очарование таланта // Заря (Конаково). - 2012. - 19 октября (№ 41). - С. 16 : фот.
Барановская Н., В гостях у писателя // Заря (Конаково). - 2012. - 28 декабря (№ 50). - С. 19 : фот.
Изданы книги Бориса Воробьёва. В августе этого года выйдут в свет три книги нашего прославленного земляка, писателя с мировым именем Бориса Тимофеевича Воробьёва. Издание книг стало возможным благодаря помощи, оказанной писателю депутатом Тверского Законодательного Собрания, председателем Конаковского отделения партии «Единая Россия» Н.А. Егоровой. Это подарок для всех почитателей его таланта, а их немало. Яркая биография писателя, моряка и путешественника, особая гуманистическая философия, которую он исповедует всей своей жизнью и в своем творчестве, образы его книг волнуют и юное поколение, и людей старшего возраста. «Ошибочно считать животных меньшими братьями. Они появились на Земле раньше человека» - считает Борис Воробьёв. Из своих наблюдений он делает вывод, что они не рефлексами живут. Они мыслят, анализируют, чувствуют. «Это иные народы, живущие с нами на одной планете. Это равноправные члены сообщества планеты Земля»- таковы его убеждения.
В книгу «Рассказы и повести о животных» вошли повести и рассказы, в которых напряженный, и, как правило, драматичный сюжет сочетается с глубоким пониманием ответственности человека перед природой. Сюда вошли уже полюбившиеся читателям повести и рассказы. Отношения главных героев повести «Весьегонская волчица», охотника-волчатника и матёрой волчицы - вожака стаи меняются от лютой ненависти до нежной дружбы. Они как зеркало отражают очень непростые отношения человека и природы. Повесть «Дик», трогательная и светлая история из жизни самого писателя, произошла на самом северном острове Курильского архипелага, где он работал по контракту. Подобрав на улице умирающего от голода щенка, писатель приобрел верного и преданного друга. Не желая расставаться с хозяином, пес бросился в холодный океан вслед за судном, навсегда увозившим хозяина на материк.
Давно не издававшаяся повесть «Мангазейский ход», повествует о реальном путешествии, совершённом писателем вдоль побережья Северного Ледовитого океана на борту баркаса «Щелья» с путешественником Дмитрием Буториным. Они проложили заново древний морской путь. Путешествие имело не только исторический, но и экономический смысл - по этому маршруту сейчас перевозят грузы.
Книга «Под флагом смерти. Пиратские хроники» История мореплавания и история пиратства начались одновременно. В Голландии их называли флибустьерами, в Италии – корсарами, в Вест - Индии буканьерами. Правительства многих стран, в том числе и европейских, выдавали патенты на пиратство, получая процент с добычи. Так что по большей части это были не случайные сообщества грабителей, а целые государства, с могуществом которых вынуждены были считаться все. Возглавляли их люди, которых сбродом уж точно не назовешь. Знаменитый пират Френсис Дрейк открыл пролив, разделяющий Огненную Землю и Антарктиду (он до сих пор называется проливом Дрейка), Уолтер Рэли был фаворитом английской королевы Елизаветы 1, он написал «Историю мира», которая была издана при жизни автора и получила широкое признание. Уильям Дампир, трижды обогнувший Землю, написал научные труды и стал академиком - членом английского Королевского научного сообщества.
Книга читается как захватывающий авантюрный роман. Реальные судьбы пирата Бальтасара Коссы, оставшегося в истории также под именем Иоанна ХХ???, папы римского, или баронессы Жанны де Бельвиль, которую привела на борт пиратского судна всепоглощающая жажда мести за казнь любимого мужа, кажутся невероятной выдумкой. Книга издана со значительными сокращениями. В неё вошли самые захватывающие эпизоды мировой «пиратологии». История «братства весёлого Роджера» (так называли свое сообщество сами пираты) не окончена и в наши дни. Как это ни печально, но пиратство может стать серьезной проблемой 21 века. Эта книга – итог многолетней исследовательской работы, кропотливых архивных изысканий написана столь увлекательно, что читается «в один присест», поскольку оторваться от неё невозможно.
В «Книге тайн» несколько глав: «Самозванцы, или всклепавшие на себя имя», «Капризы Клио», «Хроники времён гражданской войны», « Охота за русским золотом». Здесь он расследует тайны, коих немало в нашей истории. Борис Тимофеевич проводит собственное расследование смерти царевича Дмитрия и происхождение Григория Отрепьева, судьбу княжны Таракановой и красных маршалов и многих других запутанных исторических «дел». Тщательное изучение исторических документов позволяет, несмотря на давность лет, сделать очень подробную реконструкцию событий. А изучение быта, нравов, обычаев того времени и той среды, в которой жили герои, позволяет понять логику их поступков. В главе «Очевидное невероятное» писатель рассказывает о таинственных, мистических случаях из собственной жизни.
Тиражи небольшие – по 120 экземпляров.
Автор: Ирина Вдовенко, август, 2013 г.
Найти домик Бориса Тимофеевича Воробьева в поселке Новомелково оказалось не так-то просто. Свернув с трассы Москва - Санкт-Петербург на проселочную дорогу, мы ехали вдоль высоких, глухих заборов, наконец, из ближней калитки выглянул хмурый мужчина в куртке с надписью «Охрана».
- Кого ищете? – неприветливо спросил он.
- Подскажите, где живет писатель Борис Воробьев?
- Первый раз о таком слышу!
И только после звонка на мобильный Борис Тимофеевич вышел нам навстречу в сопровождении свиты из нескольких кошек…
С тех пор, как писатель переехал из столицы в родные места, у него постоянно обитает кошачья популяция порядка 10 особей: рождаются котята, кто-то уходит, но каждую свою кошку Борис Тимофеевич узнает по голосу, для каждой есть у него еда и доброе слово. На вопрос о том, как удается наладить контакт со всей этой разношерстной командой, он отвечает словами профессора Преображенского (из повести М. Булгакова «Собачье сердце»): «Лаской, лаской Единственным способом, который возможен в обращении с живым существом».
Историю появления первого котенка в своей московской квартире автор описал в повести «Мой нежный и ласковый зверь». Спасенный им от двух разъяренных дворняг, испуганный малыш потребовал внимания и заботы: «Принеся котенка в дом, я тем самым определил его дальнейшую судьбу – из беспризорного он становился домашним, потому что отнести его обратно на улицу я уже не мог. Милосердие на час – это не милосердие. Лучше уж не пытаться проявлять его, чем проявлять наполовину. Я не ханжа и не моралист и действительно думаю так, как говорю, хотя решение оставить котенка у себя шло вразрез с некоторыми обстоятельствами моего бытия. Дело в том, что я уже давно работал не по своей специальности, а занимался журналистикой. Так распорядилась жизнь, и я иногда удивлялся этому неожиданному повороту, но из песни слова не выкинешь – авторучка и записная книжка стали главными орудиями моего труда. А журналисты – это стопроцентные кочевники, сегодня они дома, а завтра судьба может занести их куда угодно, так что мне, частенько находящемуся в отлучке и к тому же холостяку, надо было крепко подумать, прежде чем взять в дом какую-либо живность».
Примечательно, что в этом маленьком фрагменте как в зеркале отразилось не только ответственное отношение Бориса Воробьева к домашним животным, но и отношение к писательству, ставшему делом его жизни. В отличие от многих коллег по творческому цеху, литературных институтов он не заканчивал, однако из десятка его материалов, ежегодно появлявшихся в различных журналах, более половины признавались лучшими публикациями года. Источниками для их написания были бесконечные поездки по стране. Борис Тимофеевич признает, что всегда любил перемену мест, он становился первопроходцем в местах нехоженых, исколесил весь Советский Союз с севера до юга и с запада до востока. А вслед за журнальными публикациями стали выходить в свет его книги, имевшие неизменный успех у читателей.
В сентябре нынешнего года писателю исполнилось 80 лет, и 60 из них он прожил при советской власти, до сих пор очень тепло вспоминает те, доперестроечные времена: «Перед нами тогда все дороги были открыты. Мы могли учиться и работать где душе угодно!». Даже пресловутая советская цензура особых проблем Воробьеву не доставляла: книги его издавались фантастическими по сегодняшним меркам тиражами. Взять, к примеру, хорошо известную нашим читателям повесть «Весьегонская волчица». В 1989 году она вышла в издательстве «Мысль» тиражом 100 тысяч экземпляров, хотя и с некоторыми купюрами: по цензурным соображениям из повести были изъяты фрагменты мистического характера. А в 2003 году книга, выпущенная Издательским домом «Тверская жизнь», пришла к читателям в полном объеме, но тиражом в 10 тысяч. Затем – и того меньше: «Исторические расследования» - 200 экземпляров, а замечательный сборник рассказов, повестей о животных и стихов – всего 50! Но всё-таки эти книги выходят. «Более десяти лет я был завсегдатаем Центрального дома литераторов, - вспоминает Борис Тимофеевич. – Встречал там стольких писателей, которым, якобы, мешали писать, затыкали рты. И вот грянула перестройка: пишите, что хотите! Где же они? Где их книги, что писались якобы «в стол»? Я убежден, что те, кто писал на самом деле, они и при Советах издавались, а не жаловались на власть!».
На вопрос о том, кем он сам считает себя в большей мере: путешественником, моряком, писателем, историком или журналистом, Борис Тимофеевич, на секунду задумавшись, ответил: «Всё-таки писателем». В жизни ему довелось примерить на себя множество профессий, умение работать не только головой, но и руками, воспитанное в нем с детства, никогда не подводило. «Я всегда занимался только тем, что мне было интересно», - пожалуй, эти слова можно назвать жизненным кредо Бориса Воробьева. Служил в военной флотилии, работал строителем на целине, конспектировал исторические труды в столичных библиотеках – и всё это с полной отдачей, с увлечением. Видимо, поэтому в каждой сфере он становился профессионалом, и литературный труд не стал исключением.
Член Союза писателей, языковому чутью он тоже учился с детства, когда тайком от мамы по ночам взахлеб читал русскую и зарубежную классику. Теперь классикой стали уже и его книги, стоящие в одном ряду с произведениями таких писателей, как Джек Лондон. Когда разговор зашел об этом, Борис Тимофеевич без ложной скромности, но и без свойственного некоторым нашим именитым авторам апломба заметил, что с Джеком Лондоном он не во всем согласен. Рассказывая в повести «Дик» о том, как на Северных Курилах каюры выбирают вожака в упряжке, Воробьев пишет: «Специальной литературы на этот счет я не читал и думаю, что её и нет; что же касается художественной, то здесь самый главный авторитет для всех – Джек Лондон. Его вожаки – это всегда самые сильные, самые выносливые, а главное – самые умные собаки. Казалось бы, последнее неоспоримо, и я глубоко уважаю Лондона как писателя, однако беру на себя смелость заявить: утверждая, что вожак должен быть самым умным, Джек Лондон ошибался. Вернее, не знал всех тонкостей собачьей организации. Упряжка – это стая, а в стае всегда верховодит не тот, кто самый умный, а кто самый сильный. Иначе ему при всем своем уме не навести в стае порядок».
Способность вникать во «все тонкости» любого дела, за какое бы ни взялся, является отличительной особенностью личности Бориса Воробьева. Наверное, именно это умение постигать и описывать жизнь в самых мельчайших деталях стало залогом популярности его произведений у широчайшей читательской аудитории. За титулами и наградами никогда не гнался, однако с гонораров от издания книг мог купить трехкомнатную кооперативную квартиру в центре Москвы. По собственному признанию, имел слабость к дорогим вещам: мебели, посуде, одежде. Сегодня от этих пристрастий сохранилась только любовь к хорошему крепкому чаю, который Борис Тимофеевич заваривает на тесной кухоньке небольшого дома, построенного им собственноручно в возрасте более семидесяти лет.
- Никто из соседей не верил, что я смогу дом себе построить, - улыбается он. – Да и теперь мои гости не верят, что всё здесь создано моими руками. Только лишь печь мне местный мастер сложил, этого я не умею…
В нынешние 30-градусные морозы без печки здесь было бы не выжить: домик без фундамента, выстывает быстро, и приходится топить целыми днями. Об этом мы узнали, позвонив Борису Тимофеевичу в канун этой публикации на страницах «Зари». В начале декабря дорогу, по которой мы подъезжали к его калитке, основательно занесло снегом, и с тех пор он из дома практически не выходит. Благо сотрудники Центра социального обслуживания не забывают своего подопечного: раз в неделю из Радченко на машине ему привозят продукты и почту. Связь с внешним миром Борису Воробьеву обеспечивают мобильный телефон и телевизор, а для задушевных разговоров долгими зимними вечерами есть отличные слушатели - 11 кошек, излучающих живое тепло, создающих уют.
О решении переехать сюда из столичной квартиры, отказавшись от привычных благ цивилизации, этот удивительный человек нисколько не жалеет. Так он воплотил в жизнь ещё один давний замысел, о котором писал в своем стихотворении:
Когда-нибудь душой изнемогу,
Как дикий зверь, состарившийся в клетке,
Прощу друзьям и, не воздав врагу,
Вернусь в края, где опочили предки.
Село своё, из труб идущий дым
Увижу вновь на утренней равнине,
И по жнивью, как мальчик по перине,
Пойду к домам, от старости седым.
И пусть меня уже не встретит мать –
Я счастлив тем, что в прошлом все разлуки,
Что сердцем вновь способен понимать
Родной земли воскреснувшие звуки.
И только здесь постигну до конца,
Как пресен хлеб, который ел в столице,
Как шаток дом без нижнего венца
И как бескрылы городские птицы…
Автор: Н. Барановская. Заря 28.12.2012, № 50.- С. 19
9 октября 2012 года лекционный зал Конаковской межпоселенческой центральной библиотеки едва смог вместить посетителей, пришедших на встречу с нашим прославленным земляком, писателем с мировым именем, историком, одним из самых интересных людей нашего времени Борисом Тимофеевичем Воробьёвым. Он не первый раз приезжает к нам на встречи со своими читателями, и каждый раз они вызывают неизменный интерес. Отрадно отметить, что в этот раз зал заполнила молодёжь - школьники и студенты. Гостей было так много, что из глубин книгохранилища пришлось извлечь даже старинный обшарпанный стул, давным – давно не видавший белого света. Поздравить юбиляра пришли управляющий делами администрации Конаковского района А.А. Илютина и пресс-секретарь главы районной администрации И.И. Третьякова. Вручив подарок от Администрации Конаковского района, они пожелали Борису Тимофеевичу здоровья, долгих лет жизни и выразили надежду, что следующим «информационным поводом» для встречи будет выход в свет его новой книги.
Директор Конаковской МЦБ Е.П. Меховникова поблагодарила Бориса Тимофеевича за то, что он откликнулся на наше приглашение и у нас, и у молодёжи есть возможность пообщаться с живым классиком, с человеком, прожившим яркую, интересную и очень достойную жизнь. Борис Тимофеевич с готовностью отвечал на все вопросы и серьёзные и несерьёзные. Разговор шел о событиях его жизни, о героях его книг, о сегодняшнем дне и событиях давно минувших. Он легко делал экскурсы вглубь истории, проводя параллели с днем сегодняшним. И выразил уверенность, что доброта, порядочность и человечность никогда не исчезнут из нашей жизни. Расходились неохотно, было ощущение, что вопросов становится всё больше. Но это значит, что есть повод для новой встречи.
Встреча в Редкинской Центральной библиотеке 2012 г.
Воробьев Борис Тимофеевич. Родился 27 сентября 1932 года в поселке Редкино Конаковского района. Детские и школьные годы прошли в поселке Радченко. В 1951 г. он окончил Городенскую среднюю школу и был призван на военную службу. Окончив Выборгское военно-морское училище, служил на Балтике, а затем на Дальнем Востоке. После демобилизации учился на историческом факультете Московского университета. Работал на стройках Прибалтики, Грузии, Казахстана.
Литературным трудом занимается с 1965 года. Первая книга Б. Воробьева - сборник рассказов "Убу", вышла в издательстве "Молодая гвардия" в 1968 г. Член Союза писателей с 1985 года. Сотрудничал с издательствами "Молодая гвардия", "Современник", печатался в журналах "Вокруг света", "Смена", "Сельская молодежь", "Искатель".
Борис Тимофеевич Воробьев автор повестей "Мангазейский ход", "Легенда о Гончих псах", "Прибой у Котомари", "Десять баллов по Бофорту", "Под флагом смерти", "Весьегонская волчица". По книгам Б. Воробьева сняты художественные фильмы "Берем все на себя" и "Весьегонская волчица".
С 1999 г. писатель живет в поселке Ново-Мелково.
Источники: Басукинский А. Книги Бориса Воробьева // Калининская правда. -1978. -21 дек.
Борисов А. Путешествие длиною в жизнь. - Заря (Конаковский район). - 2002. - 27 сент.
И волки умеют любить
« -- Гроза будет, - сказал Егор и поманил волчицу: -- Ну, иди сюда.
Посидим, да двину, мне еще после обеда в кузнице работать. А вы
живите. Мужик у тебя толковый, а о тебе и говорить нечего.
Проживете. А захочешь прийти -- приходи, всегда приму. -- Егор
погладил волчицу по голове, прижался к ней щекой. Грусть
переполняла сердце, словно он расставался не с волком, а с родным
человеком…».
Борис Воробьев. Весьегонская волчица.
Не верю, что поведением животных руководят только инстинкты! -- Борис Тимофеевич каждую фразу сопровождает энергичной жестикуляцией. – У меня сейчас шесть кошек живут – у каждой свой характер, свои повадки, свое отношение к хозяину. Волк по сравнению с кошкой – существо более высокого уровня. Хитер, осторожен, расчетлив. Уж я-то их породу изучил. Десять лет был заядлым охотником. Волка не раз брать приходилось. А каких только историй на охотничьих привалах не наслушаешься! Опытный волчатник никогда не скажет, что серый полагается только на инстинкт. Нет, это очень разумный зверь!
Но ваша повесть наделяет волчицу не только разумом. И чувствами тоже. Первая часть книги называется «Ненависть», вторая – «Любовь». Читателя захватывает прежде всего эволюция чувств волчицы – от звериной злобы к охотнику до искренней привязанности к нему же.
Вы же в это поверили! Значит, правда. Я вообще пишу только о том, что хорошо знаю.И историю эту я не до конца выдумал. Все в основном из жизни взято – моей, других знатоков волчьего племени. А домыслил немного – всего лишь детали сюжета.
Фильм «Весьегонская волчица» в нынешнем году крутили по столичным телеканалам уже дважды. Повесть я прочел после того, как посмотрел ее экранизацию. И почувствовал, как говорится, разницу. Создатели фильма не сумели киноязыком выразить всю гамму отношений охотника Егора Бирюкова и матерой волчицы. Самого главного, чем привлекает книга писателя Бориса Воробьева, в картине не оказалось. И захотелось встретиться с человеком, который заставил меня поверить в то, что и волки любить умеют.
Его домик в поселке Ново-Мелково, что в тридцати километрах от Твери, не сразу отыщешь. Двухэтажные коттеджи москвичей в сосновом бору подавляют размерами и роскошью. Домик члена союза советских писателей Бориса Воробьева потерялся среди них. Хотя Борис Тимофеевич – тоже москвич, но из другого теста.
Москву я так и не полюбил, хотя и прожил в ней три десятка лет. Здесь мне роднее, -- эти слова писатель произносит дрогнувшим голосом, без привычной жестикуляции.
Его родные места – поблизости. Родился в поселке Радченко. Десять лет ходил в школу неподалеку от Городни. Восемь лет отслужил на флоте у дальневосточных рубежей. Вернулся. Работал, охотился. Снова уехал – на учебу. Возвратился опять. И уже зрелым человеком надолго перебрался в Москву.
На четвертом десятке лет меня одолел писательский зуд. В 1965 году мой первый рассказ «Облака» был опубликован в журнале «Пионер». Литературные судьбы тогда вершились в столицах, поэтому в 68-м я тоже решил стать москвичом.
Вращался в литературных кругах, был знаком с Константином Симоновым, другими мэтрами советской литературы. 11 лет по договору работал в журнале «Сельская молодежь» ради постоянных заработков. Тогда же наладил творческий контакт с журналом «Вокруг света». В приложении к этому журналу – журнале «Искатель» -- в 1987 году и была впервые опубликована повесть «Весьегонская волчица». Через два года она печатается в сборнике повестей и рассказов писателя о животных, дав название всей книге. В 2003 году «Весьегонская волчица» отдельным изданием вышла в Твери. Тогда же съемочная группа во главе с режиссером Николаем Соловцовым приступила к созданию киноверсии повести об охотнике и его лесной подруге. Спустя год в Киноцентре на Красной Пресне состоялась премьера фильма «Весьегонская волчица».
Экранизация мне не понравилась, -- говорит Борис Тимофеевич. -- Сценарий написали режиссер Николай Соловцов в соавторстве с Эдуардом Володарским. Я его прочел до съемок, сделал замечания. Кое-что поправили, но много несуразностей осталось. В моей книге одна четвероногая героиня -- волчица. В сценарии откуда-то появились медведь, корова, свинья. Из сюжета выбиваются совершенно. Зачем-то придумали сцену на аэросанях. Неправдоподобно! Волка никакими снегоходами не выгонишь. Когда приехал на премьеру, с удивлением увидел это все в фильме. Главное же -- история отношений человека и зверя -- в картине отошла на второй план. У меня же на этом все построено! Я предлагал делать фильм из трех серий, каждую назвать, как у меня три части в повести – «Ненависть», «Любовь», «Смерть». Моими советами пренебрегли -- наверное, в угоду зрелищности. Почему-то отбросил режиссер сюжетную линию про деда главного героя. А она ведь очень важна для понимания характера Егора, нюансов его поведения в истории с волчицей.
Как вам Олег Фомин в роли Егора Бирюкова?
Вы знаете, «Весьегонскую волчицу» собирались снимать еще в 1998 году на студии «Беларусьфильм». И Егора Бирюкова должен был сыграть Владимир Гостюхин. Из-за нехватки денег съемки тогда не состоялись. Спустя пять лет все, и я в том числе, снова уговаривали актера на роль Егора. Тот категорически отказался, сказав, что для роли теперь уж не годится по возрасту: Егору 30, ему 45. Но возраст-то для этого образа как раз принципиального значения не имеет. Роль Егора психологически очень глубокая. Гостюхин бы с ней справился. Но переубедить артиста не удалось. Он все же сыграл в фильме антипода главного героя – Петьку Синельникова. Хорошо сыграл. А Олегу Фомину я бы поставил тройку с плюсом. До души Егора он все-таки не добрался.
Поговорили немного о волчьих характерах. Писатель поделился интересными наблюдениями из своего охотничьего опыта. О жестокости волков, об их беспощадности даже к своим сородичам. Но мой собеседник все время переводил разговор на другое – о волчьих повадках многих человеческих особей. Есть в его обиде на людей и личное. Пока мы ждали отлучившегося в магазин писателя, одна из местных жительниц рассказала, как обманули Бориса Тимофеевича здесь, в Ново-Мелкове. Когда решил перебраться сюда насовсем, продал квартиру в Москве, присмотрел неплохой домик, внес за него сумму, хозяин попросил с переездом повременить. Писатель терпеливо ждал, но дело закончилось тривиальным «кидаловом». Пришлось на остатки денег покупать летний домик, своими руками утеплять его, перестраивать. Здесь он и обитает постоянно вот уже шесть лет.
Пенсия у писателя, как он сам признался, крохотная – две тысячи рублей. Хотя запросы у него скромные, но на пенсию не проживешь. Борис Тимофеевич постоянно работает над новыми произведениями. В последние годы его увлекла историческая тема. Пишет как о возвышенном в поступках исторических персонажей, так и о низменном. Сейчас разгадывает загадки таинственной гибели командиров Красной армии времен гражданской войны. Тайну убийств Чапаева, Котовского, Щорса уже разгадал. Всего же в его списке двенадцать фамилий. И всех их, по версии Бориса Воробьева, погубил один и тот же человек с повадками волка – Троцкий, народный комиссар по военным и морским делам. Он сознательно расправился с лучшими командными кадрами того времени. Этот человек ввел в армии децинацию – бессудный расстрел каждого десятого в батальоне или полку, проявившем трусость. А десятым мог оказаться самый храбрый. Слепой жребий лишал его жизни. Мирное население Троцкий собирался загнать в трудовые армии. Вся его программа – это геноцид русского народа. Многие политики, стоящие сегодня у власти – самые отъявленные троцкисты, считает Борис Воробьев. «По миллиону населения каждый год не досчитываемся!» -- возмущается писатель. Свои разгадки исторических тайн он публикует в том же журнале, где впервые была напечатана его «Весьегонская волчица». Если удастся, мы в дальнейшем подробнее познакомим читателей «ВТ» с историческим пластом творчества Бориса Воробьева.
Когда пришла пора прощаться, Борис Тимофеевич доверительно признался, что уже начал работать над новой вещью. Она станет продолжением «Весьегонской волчицы». Второй частью дилогии. В ней сохранится Егор Бирюков, но уже в качестве второстепенного персонажа. А главным героем новой повести станет егерь – человек, хорошо знающий характеры как охотников, так и их жертв. Выбор центрального персонажа помогает догадаться о содержании второй части дилогии – в ней будет развиты мысли автора «Весьегонской волчицы» о зверском в человеке и о человеческом в звере.
Евгений Шимин ВТ Тверь, Караван+Я
Сочинение на вольную тему
Именно так представляет себе человеческую жизнь наш земляк, замечательный русский писатель Борис Воробьёв, которому вчера исполнилось 80 лет.
Борис Тимофеевич родился неподалеку от Твери, на станции Редкино. На крик новорожденного мир отозвался перестуком вагонных колес и зовущим гудком паровоза. Наверное, поэтому «охота к перемене мест» так прочно обосновалась в нем, определив не только его жизненную, но и литературную судьбу.
Борис Воробьёв так «сочинил» свою жизнь, что в ней он практически не делал того, чего не хотел.
Борис Тимофеевич с детства бредил морем. Отслужил восемь лет на военно-морском флоте. Романтический туман однажды рассеялся. Понял: «Не то…» Сошел на берег. Не то чтобы хотел, но был не прочь создать семью. Попробовал: «Не то…» Ушел в закоренелые холостяки.
Из всех наук сильнее всего влекла история. Поступил на исторический факультет МГУ. После трех лет обучения разобрался: «Не то…» Бросил.
Будучи студентом, впервые почувствовал «творческое беспокойство». Начал делать записи в тетради: «Вроде бы то…» Хотя даже мысли о писательстве допустить не мог. А между тем подоспел возраст истины – тридцать три года. Никаких аналогий с Мессией, а вот Илья Муромец весьма кстати вспомнился: пора было с «печи» неопределенности слезать, богатырские косточки размять.
Устроился Борис Воробьёв в строительно-монтажную бригаду. Контора столичная, «Спецмонтажстрой» называлась. Но работа подходящая – командировки по всему Союзу. В Москву возвращался редко и неохотно:
– Хотя и прожил в ней тридцать пять лет, а при малейшей возможности выбирался куда подальше. Чувствовал себя инородным телом даже в той, тишайшей (по сравнению с нынешней) Москве.
Дух романтического авантюризма гнал его из душных городов, требовал хлесткого ветра в лицо, безоглядной воли, мимолетных ярких встреч с неординарными людьми, общения с дикой природой, преодоления обязательных трудностей и неизбежных экстремальных ситуаций. Не раз Борис Тимофеевич чудом оставался жив. Дважды в него стреляли: по случайности и прицельно.
Во время дежурства на военном крейсере его помощник чистил табельное оружие. Напротив сидел Воробьёв, читал какую-то книгу. Увидев, что сослуживец чересчур увлекся своим пистолетом, резонно предупредил того быть поосторожнее. Однако выстрел все-таки раздался. Пуля просвистела у самого уха Бориса Тимофеевича и вошла в стену, белую, как неудачливый стрелок в этот роковой момент.
Другой случай. Произошла стычка с начальником штаба. Проще говоря, врезал Воробьёв ему («Было за что!») так, что улетел начальник под стол. Да недолго там пробыл, выскочил, достал пистолет… К счастью, корабельный доктор рядышком стоял: толкнул руку разгоряченного штабиста – пуля в потолок угодила.
Мой собеседник как бы вскользь упомянул и о том, как чуть не утонул в Балтийске. Зря, что мастер спорта по гребле и парусному спорту. Решил искупаться в штормовую погоду…
Я бы не стал пересказывать эти по-своему любопытные эпизоды из жизни Воробьёва, не будь они прямым образом связаны с его произведениями. И все же основным побудительным мотивом к творчеству явились непростые отношения писателя с безумно любимой им природой. Еще в молодые годы Борис Тимофеевич был страстным охотником. Теперь же он еще более страстный ненавистник этого «варварского увлечения». Воробьёв считает, что никакие оправдания тут неуместны и наказание обязательно последует: «И не только мне одному, к сожалению».
Уже много десятилетий писатель живет в ожидании справедливого возмездия. Нет, он не посыпает голову пеплом, а в меру своих сил и таланта пытается художественным словом донести до читателей скорбные уроки личного опыта и пристрастных наблюдений за поведением человека на земле.
– Нам досталась прекрасная планета: синее небо, чистая вода, щедрая земля, потрясающий по разнообразию и красоте животный и растительный мир. Пришел человек и объявил себя венцом природы. Как-то в школьные годы я оговорился на уроке (мы проходили поговорки): «Венец – делу конец!». Увы, оговорка, похоже, оказалась пророческой.
Мой собеседник начал говорить, казалось бы, банальные вещи о том, что вся история человечества сводится к истории войн. Сравнивал современного человека с троглодитом, которому вручили телескоп, а он, вместо того чтобы глядеть на звезды, приспособил его на манер дубинки, дабы сподручнее было добывать себе пищу.
Более же всего Бориса Воробьёва поражает изощренная жестокость людей по отношению к природе. В частности, к животному миру. Так, например, заклинатель змей, чтобы продемонстрировать зевакам «чудеса» собственной реакции, «накачивает» кобру наркотиками или зашивает ей рот. А предприимчивый охотник, поймав птицу, выкалывает ей глаза. На крик жертвыприманки слетаются ее сородичи – к неописуемому восторгу палача.
Писатель с сожалением констатировал, что человеческая цивилизация несет миру разрушение и гибель. «Неужели все так мрачно? – не унимался я. – Ведь вы не одиноки в своем стремлении повлиять на умы своих соплеменников».
– Увы, – ответил Борис Тимофеевич, – нас настолько мало, что в математике подобные величины вообще не принимаются во внимание. А это даже не математика, а жизнь, ставшая в наше время дешевле дробины.
Такие вот неутешительные признания сделал в нашей беседе восьмидесятилетний прозаик, написавший с десяток приключенческих книг, среди которых наверняка многим известные «Мангазейский ход», «Легенда о Гончих псах», «Прибой у Котомари», «Десять баллов по Бофорту» и «Весьегонская волчица». О последней повести сам Воробьёв отзывается особо:
– Эта вещь, пожалуй, единственная, которая хоть как-то оправдывает мое грешное пребывание на земле.
О художественных достоинствах «Весьегонской волчицы» свидетельствует даже такой вроде бы формальный факт: повесть вышла в трехтомнике из серии «Литература о животных», где собраны лучшие произведения подобного жанра в мире. Борис Воробьёв напечатан в одном из томов в соседстве с Джеймсом Кервудом («Гризли») и Джеком Лондоном («Зов предков»). А одноименный фильм, снятый по этой повести Николаем Соловцовым на московской студии «Актуальный фильм», получил Главный приз зрительских симпатий, а также Приз Андрея и Станислава Ростоцких на фестивале российского кино «Окно в Европу» (2004).
Сегодня Борис Воробьёв живет в поселке Ново-Мелково Конаковского района в небольшом деревянном домике, который смастерил своими руками. Живет один. Впрочем, на его попечении десятка два беспородных кошек. По словам хозяина, у каждой свое имя и свой норов. Забавно смотреть, как он возится с ними, как заботлив и обходителен, он – некогда заядлый охотник, хладнокровный и удачливый. Что же касается творчества, то оно неизменно и постоянно на первом плане. Недавно Борис Тимофеевич завершил многолетнюю работу над книгой, посвященной тайнам и загадкам истории.
В мае этого года «Книга тайн» Бориса Воробьёва увидела свет. Да вот только «свет» ее вряд ли заметит: тираж издания мизерный даже по нынешним меркам – 30 (тридцать!) экземпляров. И тут автор бессилен, поскольку «сочинение на вольную тему» за него дописывает наше меркантильное время.
